В жизнедеятельности человека и в системе психологического знания внимание тесно связано не только с сознанием, но и с поведением, даже «представленным в форме стимулов и реакций», как определил его в статье для Большой Советской Энциклопедии основатель психологии поведения Джон Бродес Уотсон (1878— 1959) [80, 36], полностью отрицавший сознание в качестве возможного предмета психологии. Если представить будущий или актуальный объект внимания как «стимул», то набор «реакций» на него доводилось наблюдать каждому. Когда за окном раздается громкий звук, мы поворачиваемся к окну и начинаем вглядываться, вытягивая шею и широко раскрывая или, напротив, прищуривая глаза, пока, наконец, не замечаем, что у перекрестка в очередной раз ломают и перекладывают асфальт. Но если причина уже ясна, а назойливый звук все не прекращается, мы закрываем уши ладонями, стискиваем зубы и пытаемся вновь сконцентрироваться на своей работе.

Интересно, что проблема исследования поведенческих проявлений внимания наметилась в свое время не в философии, а в изобразительном искусстве. В живописи и скульптуре художники вынуждены искать именно внешние выразительные средства, которые позволили бы им показать, к чему или к кому именно прислушивается или во что всматривается их герой, иными словами, к чему именно он внимателен.

Среди «открытий» художников — и поза, и мимика, и жесты, и направление взора — все то, что станет потом для психологов объективными критериями внимания. Вспомним, например, общеевропейскую традицию изображения Тайной вечери, где все ученики внемлют Христу, и только один смотрит в сторону » думает о своем, или, как мы догадываемся по его позе и выражению лица, внимателен к собственным мыслям и переживаниям. .Припомним, с каким вниманием вглядывается в лицо спящего младенца Христа дева Мария на рембрандтовской картине «Святое семейство», хранящейся в петербургском Эрмитаже, и с какой сосредоточенностью проделывает свою незамысловатую операцию знаменитый «Мальчик, вынимающий занозу», которого приписывают древнегреческому скульптору Пифагору Регийскому, жившему в V в. до н.э.¹.

Связь эта — не только внешняя, поверхностная: внимание встроено в поведение, определяет его глубинную структуру. Неслучайно один из гениев отечественной психологии Лев Семенович Выготский (1896—1934) заметил: «История внимания ребенка есть история организованности его поведения». Речь здесь идет прежде всего об управлении собственным поведением, о его произвольности, с развитием которой тесно связано развитие внимания.

Обе упомянутые линии исследования — внимание и сознание, внимание и поведение — сходятся в вопросе о месте внимания в деятельности человека. С одной стороны, психологов интересует внимание и его эффекты (как положительные, так и отрицательные, разрушительные) в практической, исполнительной деятельности. Любой акт внимания — это в конечном счете внимание для действия, для достижения какой-либо цели. Обычно мы обращаем внимание на какой-либо объект не просто так, а намереваясь действовать в отношении этого объекта. Даже за простейшими формами внимания к таким воздействиям, которые предупреждают нас об опасности или об угрозе нашей жизни, непременно следует действие: мы ищем укрытия от грозы, заметив молнию, или делаем шаг в сторону, услышав окрик: «Осторожно! Сосулька».

С другой стороны, психолога не может не интересовать вопрос о том, что именно при осуществлении действия явлено нам в сознании, на что мы обращаем внимание, а что внимания не требует; наконец, как осуществляется регуляция деятельности и каково в ней место внимания. Этого круга вопросов мы коснемся в главе 10.

---

1. Сейчас эту скульптуру считают позднейшей подделкой эпохи Возрождения. А ведь именно тогда возник особый интерес к художественным средствам выражения внутреннего мира человека, к способам показать не только его облик, но и характер, переживания, душевное состояние.