В.В. Умрихин. Путь к функциональному пониманию психики как предпосылка психологии XX века: Psychology OnLine.Net

В.В. Умрихин. Путь к функциональному пониманию психики как предпосылка психологии XX века

В.В. Умрихин. Путь к функциональному пониманию психики как предпосылка психологии XX века
Добавлено
18.04.2009

Минувший XX век ознаменовался в судьбе психологии множеством примечательных событий. Одно из них, пожалуй, самое значительное, произошло на заре века и связано с беспрецедентным в истории психологии явлением — почти одновременным рождением в разных странах крупных общепсихологических школ-направлений: бихевиоризма, гештальтпсихологии, психоанализа, французской социологической школы, персонализма, описательной психологии и многих других (Выготский, 1982; Ждан, 1999; Ярошевский, 1996). Расколовшие некогда единый предмет психологического познания на отдельные части, эти направления определили и продолжают в целом по-прежнему определять макроструктуру мировой психологии, вошедшей ныне в третье тысячелетие.

Очевидно, что если «яблоки одновременно начинают падать в разных садах», это неслучайно. Чем же могла быть обусловлена «научная революция» в мировой психологии начала XX века? Среди множества возможных объяснений обратимся к тому, которое, насколько нам известно, до сих пор не привлекало специального внимания историков. Смысл его в том, что стремительное изменение облика психологии начала XX века оказалось подготовленным произошедшим несколькими десятилетиями ранее глобальным изменением общего понимания и способа определения предмета психологического познания — от структурного (субстанциального) к функциональному. Суть этого преобразования
тесно связана со спецификой развития психологии в эпоху Нового времени

Развивавшаяся с античных времен в качестве ряда учений о душе, психология в XVII веке обретает новый предмет, которым, как известно, становится сознание. Важнейшая особенность этого нового понятия в том, что с момента его введения Р. Декартом, а вскоре и Дж.Локком в качестве предмета психологии категория сознания получает интроспективную трактовку, т.е. мыслится как то, что открывается субъекту в его самонаблюдении (интроспекции)- Невзирая на оппозиционные отношения между рационалистом Декартом и эмпириком Локком, их воззрения на предмет психологии оказываются едины в понимании. В дальнейшем это единство обусловливает общую трактовку предмета классической, картезианско-локковской в своей основе психологии вплоть до ее выделения в конце XIX века в самостоятельную науку благодаря В. Вундту.

Из такой трактовки предмета психологии логически вытекала незыблемость интроспекции как главного и основополагающего метода исследования на протяжении всего пути развития классической психологии сознания. Это обстоятельство позволяет объяснить так называемый «парадокс Вундта»: введя в психологию метод эксперимента и будучи его горячим энтузиастом, «отец экспериментальной психологии» оставляет за ним роль второстепенного метода, дополняющего ход интроспекции, за которой по-прежнему остается главенствующая роль. Легко представить, что если бы Вундт, опиравшийся в целом на картезианско-локковскую трактовку сознания, где предмет (сознание) задается через метод (интроспекцию), изменил приоритеты и сделал бы самонаблюдение второстепенным, необязательным, то этот шаг грозил бы ему утратой предмета исследования.

Другая, не менее важная линия логики развития классической психологии, берущая начало от Т. Гоббса и Дж. Локка и особенно ярко проступившая в XVII века, связана с утверждением принципа сенсуализма, согласно которому все содержание сознания в конечном счете опирается на сенсорные (чувственные) образы (ощущения, представления и т.д.), а основная задача исследователя — вычленить их за сложной тканью явлений психической жизни.

Третья линия, также восходящая к Локку, задавала методологию исследования сознания — элементаризм, или, по словам Л.С. Выготского, анализ сознания по элементам. Общий смысл подобной методологии состоял в разложении сознания на простейшие, далее не делимые элементы и последующем объяснении сложных явлений психической жизни как вторичных, производных от этих простых.

На этом методологическом основании в XVII века сложился ассоцианизм — доктрина, провозгласившая ассоциацию между элементами сознания единственным принципом течения психических процессов, пассивного по своей природе.

Но, пожалуй, главным логико-методологическим основанием классической психологии сознания, имплицитно присутствовавшим во всем многообразии ее концепций, выступил общий способ построения предмета, который можно назвать субстанциалистским, т.е. «овеществляющим» предмет. Речь идет о таком способе определения предмета, при котором последний задается через свой состав, внутреннюю структуру как нечто инвариантное, неизменное и замкнутое, через ответ на вопрос: что есть данный предмет сам по себе, каково его внутреннее строение. Подобный способ, служащий одним из важных и в ряде случаев неизбежных оснований научного познания, несет в себе существенные ограничения: он замыкает изучаемый предмет собственными рамками, оставаясь неспособным раскрыть его связи и отношения с многообразными явлениями действительности.

Именно субстанциальная трактовка сознания и определила основной методологический стержень понимания предмета во всей классической психологии сознания, начиная с ее зарождения в трудах Декарта и Локка. Каждый из этих великих мыслителей Нового времени, будучи между собой, как уже отмечалось, непримиримыми оппонентами в большинстве философских воззрений, вполне единодушно определял сознание путем ответа на вопрос, что оно собой представляет. В первом случае сознание описывалось как «то, что происходит в нас таким образом, что мы воспринимаем его непосредственно сами собою» (Декарт, 1950, с. 429); во втором — как «восприятие того, что происходит у человека в его собственном уме» (Локк, 1985, с. 165) (курсив наш — авт.).

Субстанциалистский способ определения предмета психологии с логической неизбежностью ставил три важнейших вопроса, от ответа на которые зависело развитие классической психологии сознания: какие элементы образуют сложные явления сознания, какова их природа, какими способами из простейших элементов разуются сложные явления психической жизни? Ответом на первый из них стала методология элементаризма, утверждавшая, всякое сложное явление сознания состоит из простых элементов и производно от них. Ответом на второй выступил сенсуализм, сводивший сознание к простейшим элементам, сенсорным по своей природе. Наконец, решение третьего вопроса привело, начиная с VIII века, к господству ассоцианизма — направления, сводящего все механизмы протекания психических процессов к единственному принципу ассоциации.

Тем самым исследование структуры и внутренних закономерностей течения психических процессов, интроспективно данных субъекту, проводилось при полной их оторванности от прочих явлений реальности, а стало быть законы психологии описывали процессы, происходящие исключительно внутри сознания, ограниченные его рамками.

Описанные тенденции классической психологии сознания в полной мере отразились у В. Вундта в первой программе психологии как самостоятельной науки (Вундт, 1912 а, б). Ее теоретические принципы причудливым образом дополнялись восходящими к Г.В. Лейбницу альтернативными идеями, утверждавшими изначальную внутреннюю активность психики (в виде апперцепции), ее непрерывность и несводимость к сознанию. Все это не придавало продуктивности развитию вундтовской экспериментальной программы: основные результаты ее разработки, запечатленные в виде «общих законов душевной жизни», явно не оправдывали своего названия («закон творческого синтеза», утверждавший несводимость сложных образований к составляющим их частям) и даже опровергали исходную элементаристскую методологию исследования.

Да и сам Вундт, разочаровываясь этими результатами (см.: Ярошевский, 1985, 1996), все более сосредоточивал свое внимание на разработке «психологии народов» как второй, культурно-исторической ветви психологии, изучавшей высшие психические процессы (включая мышление) посредством анализа продуктов человеческого духа (языка, мифов, религии и т.д.), тем самым «Разрывая» психологию на две независимые части.

Итак, первая программа новой психологии, несмотря на новаторство ее автора, привнесшего неведомый ранее этой науке экспериментальный метод, опиралась на старые и к тому же успевшие стать весьма исчерпанными теоретико-методологические принципы.

Естественной реакцией на подобную ситуацию явилось выдвижение — еще до открытия вундтовской лаборатории — нескольких альтернативных программ построения новой психологии. Авторами наиболее известных из них выступили Ф. Брентано, У.Джемс (Джеймс) и И.М. Сеченов (Ярошевский, 1985). Главное, что объединяло эти, несхожие по содержанию и появившиеся в разных странах программы, состояло в переориентации от традиционного субстанциального к новому — функциональному способу построения предмета психологии, ранее недоступному психологии сознания. Если первый из них, как отмечалось, задает предмет через его внутреннее содержание и тем самым исключает его из взаимоотношений с другими явлениями, то второй, напротив, задает предмет через его функцию, через его роль и значение по отношению к другим явлениям действительности, органично включая его во взаимосвязи с ними. При этом структура изучаемого предмета, не ускользая из поля внимания, становится производной от его функции.

Переход к функциональному пониманию психики представлял собой процесс, столь же неотвратимо, сколь и незримо осуществлявшийся за «фасадом» психологических концепций XIX века. Особое влияние на него оказала дарвиновская биология. Попытки внести психику в общий контекст биологической эволюции неизбежно смещали исходную «точку отсчета» в ее определении — с внутреннего опыта субъекта на целостный биологический организм. Это изменение позволяло увидеть психику не в ее структурной данности субъекту, а в функциональной отнесенности к организму и его взаимоотношениям со средой. Так, у английского психолога-ассоцианиста А. Бэна (см.: Бэн, 1998) психика (посредством ассоциаций) выступает в роли (функции) средства закрепления полезных действий в опыте, у Г. Спенсера (см.: Спенсер, 1998) ее роль трактуется более широко — как средство адаптации организма (опять-таки с помощью ассоциаций) к окружающему миру. Последнее представление, будучи впоследствии переосмыслено У. Джемсом (1896) с позиции функционального подхода, ляжет в основу его понимания предмета психологии как адаптивной функции сознания и станет основой американского функционализма.

Однако первая программа новой психологии, утвердившая функциональный способ построения ее предмета и тем самым совершившая революционные преобразования в этой науке, появилась несколько ранее джемсовской. Ее автором стал немецкий и австрийский философ, католический священник Ф. Брентано, хорошо знакомый с томизмом — религиозной философией Фомы Аквинского. В ней-то Брентано и увидел ключ к преобразованию современной ему психологии. Центральным для него выступило заимствованное у Аристотеля и впоследствии глубоко переосмысленное понятие интенциональности, или направленности как неотъемлемого свойства познания.

Освободив это понятие от теологического смысла и сделав его центральным объяснительным принципом своей концепции, Брентано показал, что, вопреки утверждениям Вундта, структура сознания (его «сенсорная мозаика») не может быть предметом психологии, поскольку сознание, будучи направлено в каждый момент времени на разные предметы, непрестанно меняет свою структуру и содержание. Направленность сознания обусловливается его внутренней активностью, и психология, таким образом, должна строиться как наука об акте сознания, носящем процессуальный характер. Не традиционные для психологии элементы сознания — ощущения, представления и чувствования, — а отдельные психические акты — «представливание», суждение и чувствование становятся реальным предметом исследования. Тем самым в психологии культивируется принцип активности в противовес пассивному характеру ассоциативных процессов.

Поскольку сознание всегда направлено на какой-либо предмет, который репрезентируется в нем, оно всегда есть сознание предмета. Этим тезисом Брентано вводит в психологию новый принцип предметности, противостоящий традиционному сенсуализму и предполагающий протекание психических процессов в опоре на сложные предметные образования, не сводимые к чувственным образам (этот тезис вскоре будет блестяще подтвержден экспериментальными исследованиями безобразного мышления в вюрцбургской школе).

Будучи направленным на разные предметы, в каждом случае сознание несет в себе различное содержание, но во всех случаях «работает» как слаженная система, целостность которой задается направленностью, интенцией на предмет. Иначе говоря, интенция как функция сознания задает его структуру. Таким образом в противовес традиционному элементаризму старой психологии который, несмотря на разочарование в нем, так и не нашел себе альтернативы, появляется новый принцип целостности (см.: Ждан 1999; Ярошевский, 1985, 1996).

Подводя краткий итог, можно отметить, что, рассматривая сознание не в его структурной данности, но в функциональной отнесенности к предмету познания (как интенции на предмет) Ф. Брентано утверждает новый, функциональный способ построения предмета психологии, выдвигая на первый план такие фундаментальные свойства психики, как ее активность, предметность и целостность.

Если идеи Брентано заложили на рубеже веков основания европейского функционализма, то идеи другой программы новой психологии сформировали основы американского. Ее автор, В. Джемс, также начинал с резкой критики вундтовского понимания предмета психологии как структуры сознания. Последняя не может выступать предметом психологии в силу своей текучести, непрестанной изменчивости, процессуальности — качеств, воплощенных в известной метафоре «потока сознания» {Джемс, 1896). Содержание сознания изменчиво, неизменна лишь его функция — адаптация организма к окружающей среде. Именно она и должна стать предметом психологии.

Автор третьей программы построения новой психологии, российский ученый И.М. Сеченов, не пользовался понятием «функция». Однако его программа также определяла предмет психологии функционально: психика рассматривалась не как интроспективно постигаемый опыт, но как средство регуляции взаимоотношений организма и среды — процесса, запечатленного впоследствии в категории поведения {Сеченов, 1995; Ярошевский, 1981).

Итак, все три программы опирались на новый — функциональный — способ определения психики, резко расширявший горизонты психологии и придававший множество «степеней свободы» ее дальнейшему развитию. Для укоренения этого способа в научном мышлении психологов поребовалось весьма непродолжительное время, по прошествии которого каждая из открывшихся «степеней свободы» окажется «опредмеченной» в новых общепсихологических теориях, выдвинутых известными научными школами психологии XX века.

В каждой из них этот принцип воплощался по-разному. Так, одним из факторов возникновения бихевиоризма явилось стремление американских функционалистов (прежде всего Чикагской школы) выявить роль (функцию) психики в порождении адаптивных действий организма, что, правда, привело в результате к ее исключению из предмета исследования. Предметом гештальт-психологии стали не структуры сознания (гештальты) сами по себе, но их роль как средство организации и упорядочения содержания сознания. Психоанализ также изучал бессознательное в его функции — источника движущих сил психической жизни. Примечателен в этой связи переход З.Фрейда от схемы «сознание— предсознание—бессознательное» как субстанциальной в своей основе к модели «оно—я—сверх-я» как функциональной (каждый компонент выполняет определенную функцию в этой единой системе) и тем самым объясняющей динамику психической жизни. Описательная, а в дальнейшем понимающая психология также сосредоточивалась на раскрытии роли (функции) ценностей и смыслов как важнейших интеграторов содержания человеческого духа.

Список этот можно продолжить, однако приведенных примеров вполне достаточно, чтобы обнаружить общий — функциональный принцип понимания предмета психологического познания, ставший одной из причин возникновения и единым основанием развития столь несхожих по содержанию наиболее выраженных направлений психологии XX века и, насколько можно судить, начала третьего тысячелетия.

Литература

Б эн А. Психология // Г. Эббингауз. Очерк психологии. А. Бэн. Психология. М.: ACT, 1998. С. 209-511.

Вундт В. Введение в психологию. М.: Космосъ, 1912а.

Вундт В. Очерки психологии. М.: Московское книгоиздательство, 19126.

Выготский Л.С. Исторический смысл психологического кризиса // Соч. М.: Педагогика, 1982. Т. 1. С. 191 — 435. Декарт Р. Избр. произв. М.: АН СССР, 1950.

Джемс В. Психология. СПб., 1896.

Ждан А.Н. История психологии. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1999.

Локк Дж. Соч. М.: Мысль, 1985. Т. 1.

Сеченов И.М. Психология поведения. М.: Мысль, 1995.

Спенсер Г. Основания психологии // Г. Спенсер. Основания психологии; Т. Циген. Физиологическая психология. М.: ACT, 1998. С. 5—309.

Ярошевский М.Г. Сеченов и мировая психологическая мысль. М., 1981.

Ярошевский М.Г. История психологии. М., 1985.

Ярошевский М.Г. История психологии. М., 1996.




Описание Минувший XX век ознаменовался в судьбе психологии множеством примечательных событий. Одно из них, пожалуй, самое значительное, произошло на заре века и связано с беспрецедентным в истории психологии явлением — почти одновременным рождением в разных странах крупных общепсихологических школ-направлений: бихевиоризма, гештальтпсихологии, психоанализа, французской социологической школы, персонализма, описательной психологии и многих других (Выготский, 1982; Ждан, 1999; Ярошевский, 1996). Расколовшие некогда единый предмет психологического познания на отдельные части, эти направления определили и продолжают в целом по-прежнему определять макроструктуру мировой психологии, вошедшей ныне в третье тысячелетие. [Ученые записки кафедры общей психологии МГУ. Под общей ред. Б.С. Братуся, Д.А. Леонтьева. Вып. I. М., 2002. С.166-174]
Рейтинг
0/5 на основе 0 голосов. Медианный рейтинг 0.
Просмотры 7961 просмотров. В среднем 7961 просмотров в день.
Похожие статьи