В переводе на русский язык термин "когнитивный" означает "познавательный". Когнитивная психология - это психология познавательных процессов (ощущения, восприятия, внимания, памяти, мышления). Тем не менее, мы сохранили англоязычное звучание не только потому, что оно уже устоялось, но и по двум другим причинам. Во-первых, выделение познавательных процессов в особую группу психологических явлений признается многими неудовлетворительным, поскольку из дидактического приема оно превратилось в теоретическую догму, мешающую увидеть познавательное содержание и в других (помимо упомянутых) психических актах (например, в предметных исполнительных действиях, в эстетических переживаниях). Во-вторых, в контексте истории американской психологии термин "когнитивный" имеет дополнительный смысл, отсутствующий в европейском значении этого слова. Дело в том, что когнитивная психология в США появилась и развивалась как альтернатива бихевиоризму, господствовавшему в течение десятилетий в американской психологии и базировавшемся при своем зарождении в основном на эмпирических наблюдениях и экспериментах над низшими животными. Ортодоксальный бихевиоризм исключил из своего лексикона категорию психического, ограничившись анализом внешних стимулов и ответных двигательных реакций. Прилагательное "когнитивная" - это вакцина против исключительно поведенческих и рефлексологических трактовок психической жизни. Обо всем этом рассказывает Р. Солсо, анализируя истоки "когнитивной революции". Заметим, что никакой революции в нашем понимании этого слова (с ниспровергающей критикой, этичными и неэтичными обвинениями, шумной кампанией, постановлениями ученых советов и прочими административными мерами) у американцев не было. Тихо и мирно работали ученые, не согласные с бихевиоризмом, а в 1967 г. появилась книга У. Найссера "Когнитивная психология", давшая название новому направлению психологической мысли. Так что бихевиоризм - с прибавкой нео- или без нее - не умер и периодически, но уже наравне с другими течениями, дает о себе знать.

При анализе исторических условий, подготовивших возникновение когнитивной психологии, обычно остается в тени тот факт, что этому предшествовало интенсивное развертывание работ по измерению времени реакции человека, когда он в ответ на поступающие сигналы должен как можно скорее нажать на соответствующую кнопку. Такие измерения проводились давно, еще в лабораториях В.Вундта. Но сейчас они приобрели иной смысл.

Простая экспериментальная парадигма с измерением времени реакции оказалась весьма плодотворной моделью одного из видов операторской деятельности при управлении автоматизированными системами. Поэтому в финансировании этих работ не было никаких проблем, и они буквально заполонили огромное психологическое пространство США. Ситуация с измерением времени реакции позволяет анализировать сложные процессы, происходящие в высших инстанциях головного мозга (своего рода "центрального процессора") при "переключении" сенсорных сигналов на моторные команды, управляющие двигательным ответом. Мы не случайно поставили кавычки: о переключении здесь можно говорить лишь в самом абстрактном смысле, не вникая в детали этого процесса. В действительности же дело обстоит гораздо сложнее, и это было блестяще продемонстрировано в работах Ф.Дондерса, П.Фиттса, У.Хика, Д.Хаймена, Р.Эффрона и многих других авторов. При быстром реагировании действие человека, начиная от восприятия входного сигнала и кончая двигательным ответом на выходе, длится несколько десятых или даже тысячных долей секунды. А то, что при этом происходит в "центральном процессоре", описывается на нескольких страницах текста. Объективность анализа обеспечивалась применением элементов теории связи, в частности, меры энтропии по Шеннону, для оценки количества информации, содержащейся в последовательности сигналов. Точность измерений и разнообразие ситуаций создавалось благодаря применению электронных устройств и элементов вычислительной техники. Помимо ряда ставших уже классическими законов, устанавливающих связь между количеством передаваемой информации и временем реагирования, были обнаружены фундаментальные факты, свидетельствующие о существенном влиянии субъективных факторов на работу "центрального процессора". Речь идет не только об ожидании сигнала, установках и функциональных состояниях человека, но и о его сложной работе по извлечению "скрытой" информации, содержащейся в последовательности событий. В контексте этих работ появился термин "субъективная вероятность", а термины "условная" и "безусловная" вероятности приобрели дополнительный психологически смысл. Важнейшим психологическим фактором оказалась "значимость" входного сигнала, накладывающая существенные ограничения на действие законов передачи информации по "каналам связи" в живых системах. На фоне огромного экспериментального материала по измерениям времени реакций и его разносторонней интерпретации, отражающей различные, а иногда и противоположные точки зрения не только психологов, но и инженеров (достаточно вспомнить длительную дискуссию об одноканальности человека-оператора), бихевиористский постулат о прямой и непосредственной связи между стимулом и реакцией потерял всякую привлекательность. Напротив, весьма удачный вначале опыт применения методов теории информации к анализу субъективных явлений привлек внимание многих американских психологов к категории и реальности психического.

Нельзя обойти еще одно незаслуженно забытое обстоятельство, предшествовавшее возникновению когнитивной психологии и так или иначе повлиявшее на формирование ее "внешнего облика". Действительно, характерной чертой научного продукта когнитивистов являются его зримые и строгие очертания в виде геометрических фигур, или моделей. Они необычайно красивы (полистайте книгу Р. Солсо), а если прочитать сопровождающие их комментарии, то и весьма убедительны. Они всегда влекут вас куда-то дальше, в глубины моря науки, потому что почти в каждой модели есть еще мало- или вовсе неизученный элемент, в котором заключена "главная тайна". Эти модели состоят из блоков (у Р. Солсо часто встречается выражение "ящики в голове"), каждый из которых выполняет строго определенную функцию. Связи между блоками обозначают путь прохождения информации от входа до выхода модели. Представление работы некоторого механизма или функционального устройства (не обязательно реального, но и гипотетического) в виде такой модели было заимствовано когнитивистами у инженеров, в частности, из хорошо развитой в то время теории и практики систем автоматического регулирования, или следящих систем. То, что инженеры называли блок-схемами, когнитивисты назвали моделями, часто (и не без оснований) сопровождая их прилагательным "гипотетическая". Но первый опыт применения методов теории автоматического регулирования к анализу деятельности человека был получен еще до оформления когнитивной психологии в самостоятельное направление, почти одновременно с работами по измерению времени реакций. Речь идет о деятельности человека-оператора полуавтоматических следящих систем. Человек был включен в систему, для анализа которой применялся хорошо отработанный математический аппарат, в том числе и геометрическое моделирование. Казалось вполне естественным использовать этот аппарат и применительно к человеческому звену, для анализа работы которого в этих условиях вообще не было никакого аппарата, совместимого с математическими моделями. В блестящих работах Адамса и Поултона, посвященных деятельности человека-оператора в следящих системах, решались чисто психологические задачи, не имевшие строго математического оформления (это, конечно, не относится к методам измерения объективных результатов деятельности, математическое оснащение которых было очень внушительным). К заполнению вакуума первыми приступили инженеры Е. Крендел и Д.Мак-Рур. Разложив двигательный акт на ряд операций с четко определенными параметрами (число операций и количество параметров продолжают увеличиваться и до сих пор), они показали, как можно вычислять передаточные функции человека-оператора при различных условиях слежения. (Несколько позже метод передаточных функций был впервые применен Кэмпбеллом и Робсоном к анализу зрительного восприятия.) Модели человека-оператора росли, как грибы после дождя. Статьями о слежении были наводнены почти все психологические журналы. Появился даже специальный журнал Perseptual and motor skills («Перцептивные и двигательные навыки»), наполовину (как следует из его названия) посвященный этой тематике. Человек-оператор изображался в виде блок-схемы (с многочисленными вариантами для каждого конкретного случая), аналогичной типовой блок-схеме следящей системы. Многие инженеры, едва услышав о существовании человека, начинали строить его модели. Когнитивисты заимствовали лишь геометрический метод представления своих знаний, оставив в стороне упражнения с передаточными функциями.

Для исследования поведения следящей системы применяется набор стандартных сигналов. Среди них наиболее распространенными являются синусоидальные колебания и короткие импульсы (одиночные или последовательные). Такие же сигналы (имеется в виду только их форма) применяются и в экспериментальной психологии. Аналогом прямоугольного импульса является короткая экспозиция тестового изображения, предъявляемого наблюдателю с помощью тахистоскопа (Р. Солсо дает подробное описание техники тахистоскопии). Ранее тахистоскоп применялся в основном в исследованиях зрительного восприятия. С развитием электронной техники и особенно компьютерной технологии возможности манипулировать характером предъявляемых изображений и их временной динамикой значительно расширились. Это позволило применять метод тахистоскопии в исследованиях кратковременной памяти, мышления, внимания - главных вотчинах когнитивной психологии. Появление новой техники создало для человека новую зрительную среду, дало новый материал для его интеллектуальной деятельности, причем все это поддавалось количественной оценке и точному манипулированию. Существенно изменился и временной масштаб как реальной трудовой деятельности человека, так и экспериментальных процедур, применявшихся для ее исследования. Нужно было быстрее и больше воспринимать, быстрее думать, быстрее принимать решения и быстрее реагировать ответными действиями. Видимо, поэтому стихия когнитивистов - миллисекундный диапазон времени. Уже измерения времени реакции показали, что в коротком мгновении открывается бесконечность. Первые же эксперименты, с которых началась когнитивная психология, еще больше подтвердили это. Казалось, что в небольшом кванте времени сосредоточены все интеллектуальные ресурсы человека. Да и сам интеллект переместился со своего традиционного место-пребывания в головном мозге ближе к периферии (см. у Р.Солсо о сенсорных регистрах, иконической памяти).

Нужно прямо сказать, что к первым успехам когнитивных психологов у европейских, особенно советских психологов, привыкшим к длительным, часто изматывающим экспериментальным процедурам, отношение было весьма недоверчивым и скептическим. Звучали упреки в чрезмерной аналитичности, механицизме и редукционизме. Основным недостатком информационного подхода (главного метода когнитивистов) считался принцип последовательной обработки информации, хотя этот упрек следует скорее отнести к используемому аппарату анализа, чем к его конечным целям. Тем не менее, на психологическом факультете Московского университета нашлись энтузиасты, которые не только подхватили новое направление, но и значительно расширили область его существования (см., например, работы В.П.Зинченко совместно с сотрудниками кафедры инженерной психологии Г.Г. Вучетич, Н.Д. Гордеевой, А.Б. Леоновой, А.И. Назаровым, С.К. Сергиенко, Ю.К. Стрелковым, Г.Н. Солнцевой и др.). Сейчас стало очевидным, что главным достижением когнитивной психологии была разработка экспериментальных методов исследования микроструктуры и микродинамики психических процессов, без знания которой любой вариант макроструктуры психического выглядит спекулятивно и неубедительно.

Когнитивная психология перестала быть чисто американским явлением. Ее идеи и методы распространяются по всему миру и, взаимодействуя с другими национальными традициями, дают новые всходы. Так, микроструктурный и микродинамический анализ действия, разрабатываемый в нашей стране, явился результатом симбиоза физиологии активности, деятельностной и когнитивной парадигм при изучении двигательных навыков. Благодаря этому микро- и макроструктура действия стали рассматриваться не как отдельные сущности, исследование которых требует принципиальной разных и несовместимых подходов, но как атрибуты единого целого, образующего суть интрапсихического. Когнитивная психология видоизменяется и развивается под влиянием европейских идей. В данной книге, пожалуй, впервые в контексте когнитивной психологии представлено изложение основных положений теорий Ж.Пиаже и Л.С. Выготского и намечена их связь с когнитивной методологией. (Конечно, и вне этого контекста названные теории широко известны американским психологам.) В книге У. Найссера "Познание и реальность" содержится критический анализ состояния когнитивной психологии и намечены ее перспективы, во многом созвучные деятельностному подходу.

Конечно, во встречном движении американских и европейских традиций не все просто и гладко. Расширение предметной области когнитивной психологии (она уже вышла на проблемы искусственного интеллекта) рано или поздно приведет к вопросу об адекватности информационного подхода для изучения взаимодействия микро- и макроструктур. По-видимому, здесь следует говорить не столько о неприменимости информационного подхода вообще, сколько о границах его действия (полномочиях) на территории психического.

В когнитивных моделях предполагается непрерывность информационных преобразований от входа до выхода системы, подобно тому, как это имеет место в технике: последовательно проходя через различные блоки, электрический сигнал меняет свои параметры, приобретая на выходе требуемый вид. Здесь все очень просто: блоки системы общаются друг с другом на одном языке - языке электрических сигналов. Но электрические сигналы - это не язык движений, точно также как не язык мышления, внимания, эмоций. В различных подсистемах интеллекта функционируют разные языки. Этот немаловажный факт нашел свое отражение лишь в одной модели, предложенной Н.А.Бернштейном, - модели сервомеханизма двигательного акта. В ней есть специальный блок перешифровки сенсорных коррекций в мышечные команды.

А это и есть аналог перевода информации с одного языка на другой. Н.А.Бернштейн прямо и с небезосновательной осторожностью говорил о том, что сейчас (это было в начале 60-х) ничего нельзя сказать о работе блока перешифровки, отложив это решение на будущее.

Похоже, однако, что будущее забыло об этом. Не потому ли, что его жители перестали быть полиглотами даже в своем собственном мышлении? Не поддается рациональному объяснению нынешний восторг ученого сообщества (не только психологического) по поводу давным-давно установленного факта асимметрии левого и правого полушарий мозга. Но ведь у человека, помимо слов и образов, существуют языки движений, установок, действий, жестов, знаков, символов, метафор, глубинных семантических структур; существуют и метаязыки смыслов.

Могут возразить: разве в нервной системе есть другой способ передачи информации, кроме электрических сигналов? Или: разве преобразование информации нельзя рассматривать как перевод с одного языка на другой? Что касается первого вопроса, то согласно современным нейрофизиологическим данным, судьба электрического импульса, передаваемого по нерву, зависит от состояния поля, в котором находится принимающая этот импульс нервная клетка, а само поле создается активностью клеточных ансамблей, имеющих самые разнообразные конфигурации и выполняющих такие же разные функции. Существуют и нейрогуморальные пути циркуляции информации по организму. Так что ни нервный импульс, ни последовательность импульсов нельзя считать единственными носителями информации в центральной нервной системе. Но это ответ для инженеров, интересующихся устройством "человеческой машины".

Сторонники информационного подхода с самого начала оговаривают (с такой оговоркой мы встречаемся и в книге Р. Солсо), что их модели - это не нервные образования, что блоки - это не нервные механизмы, а связи между блоками - это не нервные проводящие пути. Их возражение скорее будет похоже на второй из поставленных вопросов. И на него следует ответить отрицательно. Перевод с одного языка на другой не создает принципиально новой информации. Напротив, его задача состоит в максимально полной и точной передаче содержания текста оригинала. А для этого нужно отвлечься от информации (конкретного звучания или написания слов) и перейти к системе значений и смыслов. Здесь мы имеем не непосредственный переход от одного вида информации к другому (то есть собственно перекодирование), а опосредствованный многообразными действиями переход от информации к значениям и смыслам, а от них - снова к информации, но уже в ином виде. Проще говоря, смысл, конечно, укоренен в бытии, но это не перевод бытия на язык смысла, а извлечение, экстрагирование смысла из бытия - если он в нем имеется. Таким образом, в информационном потоке имеет место разрыв, "зазор", заполненный значениями и смыслами, причем последние выступают в качестве медиаторов информа-ционных переходов. О преобразованиях информации здесь можно говорить лишь очень абстрактно, забывая или (что бывает чаще) не зная о самом главном - процессе оперирования значениями и смыслами.

Включение в когнитивные модели операторов значений и смыслов, в том числе означения смыслов и осмысления значений, - дело будущего. Инженеры только недавно столкнулись с проблемами семантических преобразований в связи с созданием квазиинтеллектуальных систем. И здесь психологи оказались ненамного впереди, зная, чего делать не следует, но не зная, как сделать то, что нужно делать. Дело в том, что триада познания, состоящая из взаимодействия трех составляющих - приобретения, структурирования и оперирования знаниями, - исследована в психологии только частично. Мы многое знаем о формировании отдельных понятий и умственных действий, о формировании зрительных образов, о психологической структуре деятельности и действия, но почти ничего не знаем о структуре и оперировании знаниями в когнитивных полях, в полях значений, смыслов, метафор, не редуцируемых к понятиям. Вакуум заполняется старыми формально-логическими категориями, модифицированными до неузнаваемости новыми названиями. Кластерная модель, сетевая модель, пропозициональные сети, скрипты и процедуры, ассоциативные модели - таковы разновидности моделей семантической организации, подробно описанные в книге Р.Солсо.

Они могут показаться новыми и оригинальными только для тех, кто не знаком с основами формальной логики, кто ничего не слышал о давних дискуссиях по поводу проблемы соотношения логического и психологического в мышлении человека. Заметим, что обращение к психологической проблематике при создании квазиинтеллектуальных систем необходимо не для того, чтобы строить искусственные копии или даже аналоги естественного интеллекта, а чтобы не повторять в дорогостоящих и обманчиво заманчивых разработках ошибок прошлого. У естественного и искусственного интеллекта есть только одна общая граница - проблемы триады познания. Решение этих проблем в технике и в гуманитарных науках будет разным, и оно не может быть одинаковым в силу различия материальных носителей того и другого. Из этой естественной неизбежности различий возникает производная (а не отдельная или самостоятельная!) проблема взаимодействия между человеком и техникой, и уже не в ее традиционном философском аспекте (как, например, у Н.А.Бердяева), а в новом аспекте ее конкретных, технических решений. Здесь открывается новое поле деятельности для эргономики, уже накопившей опыт решения таких проблем.

Еще одно соображение по поводу когнитивных моделей, имеющее прин-ципиально важное значение, но отсутствующее в работе Р.Солсо. В этих моделях нет источников самодвижения системы субъективного опыта. Они построены на постулате воздействия внешнего стимула на сенсорные регистры (своего рода носители восприятия). Далее, по выражению У.Найссера, следуют преобразования информации, потом еще больше преобразований информации и т.д. Модель мертва, пока нет внешнего стимула. Но это шаг назад даже по сравнению с простейшими техническими устрой-ствами. В рамках такой пассивно-отражательной парадигмы остаются необъяснимыми переходы от одной формы представления знания к другой в системе субъективного опыта, движущие силы развития самой этой системы. Чаще всего эти вопросы остаются за рамками исследования когнитивных процессов.

Недостаток пассивно-отражательной парадигмы состоит в том, что в ней от системы субъективного опыта нет путей к двум другим не менее важным в человеческой жизни системам - к системе сознания и к системе деятельности (определение сознания в терминологическом словаре Р.Солсо вообще не выдерживает никакой критики, а о влиянии деятельности впервые упоминается им при изложении концепции Л.С. Выготского). Между тем, действие - это по природе своей открытая система, открытая не только для воздействия среды на организм, но и организма на среду. Эта система, которая находится в постоянном движении и поэтому никогда не может быть тождественна самой себе.

Взаимодействие между организмом и средой (даже информационное) не может происходить вне действия. Именно в нем формируется система предметно наполненных значений и смыслов, которая затем отражается в сознании индивида и конституирует весь его субъективный мир, но не в виде мертвого содержимого памяти, извлекаемого по внешнему запросу (как в компьютере), а в виде образа мира (в смысле А.Н. Леонтьева), накопившего в себе кинетическую энергию формирующего его действия. Потенциальная энергия образа (эйдетическая энергия или энтелехия) способна к спонтанному излучению и переходит в кинетическую энергию нового действия. В этом постоянном энергетическом обмене - источник самодвижения, саморазвития живого организма, без которого никакая внешняя среда не способна вывести его из состояния духовной смерти, безразличия и пустоты.

Духовная жизнь начинается не с обмена информацией, а с началом познавательного и одновременно страстного, аффективного, волевого действия, которое в конце концов ведет к "умному деланию" (не только в теологическом смысле). Когда когнитивная психология научится все это учитывать и исследовать, она станет просто Психологией - наукой о душе, к чему медленно но верно идут сколько-нибудь уважающие себя направления психологической науки. Ведь слово Психология самодостаточно, оно исчерпывающим образом характеризует нашу науку. Любые прилагательные к этому слову свидетельствуют о частичности научных направлений, тех или иных теорий или о скромности притязаний их авторов (правда, слишком многие из них не подозревают о последней).

Развитие когнитивной психологии началось с уже упомянутого исследования иконической памяти Дж. Сперлингом. Несмотря на длительные и не оконченные до сего времени споры о механизмах "иконы", сам факт ее существования не вызывает сомнения. Методический прием частичного воспроизведения по послестимульной инструкции показал, что объем хранения в три-четыре раза превышает объем воспроизведения, по которому в течение более столетия судили об объеме восприятия, внимания, кратковременной памяти. Исследование Сперлинга — это не проектирование некоторой новой функции (новообразования, артефакта, артеакта и т.д.), как это было, например, в исследовании А.Н. Леонтьева и А.В.Запорожца по формированию у испытуемых способности к цветоразличению кожей ладони. Это - выявление ранее неизвестных возможностей нашей памяти. Аналогичным образом, обнаружена скорость сканирования буквенного и цифрового материала, равная 100-120 символов в секунду. Далее мы можем долго дискутировать, сканирование ли это или фильтрация, но факт остается фактом. Он легко повторим, хотя обывателю кажется, что это паранормальные явления.

Действительно, трудно признать, что наличие сенсорного регистра, иконической памяти — это великий мнемонист Шерешевский (описанный А.Р. Лурия), сидящий внутри каждого из нас. Но эта абсолютная память, к счастью для нас характеризуется меньшим, чем у него, временем хранения.

И таких фактов за сравнительно короткий срок получено множество. Без их учета и объяснения не может существовать и развиваться далее общая и экспериментальная психология в их привычном понимании. Главнейшим достижением когнитивной психологии является создание своего рода зондов, с помощью которых возможно прощупывание не данных наблюдению и самонаблюдению внутренних форм психической деятельности. После такого прощупывания строятся гипотезы о внутреннем образе ее структуры или модели когнитивных актов, которые затем вновь проверяются, а затем строятся новые модели. Экспериментирование в когнитивной психологии приобрело "индустриальный" характер. Осознанно или неосознанно, но когнитивная психология пошла не по пути микроскопии неподвижных пространственных архитектур, а по пути микроскопии времени, микроскопии "хронотопа" (именно так А.А.Ухтомский охарактеризовал в 1927 г первые достижения Н.А. Бернштейна в области биомеханики движений, сравнив их с достижениями Левенгука и Мальпиги).

Таким образом, когнитивная психологи уже вошла в тело психологии, и никакое другое психологическое направление не может игнорировать ее достижения. Иное дело - объяснительные схемы, которые в психологической науке всегда недостаточны. Сказанное ни в коем случае не следует воспринимать как критику когнитивной психологии или автора одноименной книги. Скорее, нам следует высказать удовлетворение (или комплимент) по поводу того, что Р. Солсо многократно подчеркивает гипотетический, даже метафорический характер моделей, предлагаемых когнитивными психологами. Это вызывает уважение к их авторам, и модели, модели, модели... начинают восприниматься с большим доверием, чем слова, слова, слова... И не только потому, что постепенно происходит как обмен, так и взаимообогащение когнитивных и компьютерных метафор. Происходит также приращение психологического знания.

Поэтому сказанное в этом вступительном очерке есть упреждение проблем, с которыми когнитивная психология (и психология в целом) столкнется в недалеком будущем, и воспоминания о тех заветах, которые нам оставили наши незабвенные учителя.