РодилсяИнтересы: философия психологии и теоретическая психология, экспериментальная психология. Про­фессиональная деятельность: профессор Массачусетского технологического универ­ситета; в настоящее время профессор университета Ратджерса.

Основные публикации

1968 Psychological Explanation. Random House.

1975 The Language of Thought. Harvard University Press.

1983 The Modularity of Mind. MIT Press.

1987 Psychosemantics: The Problem of Meaning. MIT Press.

1990 A Theory of Content. MIT Press.

1994 The Elm and the Expert. MIT Press.

Рекомендуем ая литература

Loewer В. and Rey G. (1991) Meaning in Mind: Fodor and his Critics. Blackwell.

Фодор широко известен, особенно среди психологов, как наиболее значительный современный философ в области психологии. Для этого есть много причин. Он лично проводил важные психологические эксперименты, что редко встречается среди философов. Глава, которой начиналась его первая книга, Psychological Explanation, посвящена защите научной психологии. Еще более важным, наверное, является тот факт, что в своей книге Language of Thought и в более поздних работах он вводит в качестве главного объекта психологии понятие реальных мыслящих существ ("экзистенты" — термин, вводимый в "язык мышления", или "ментализ"). Такое предположение позволяет психологам думать, что они исследуют реально существующие предметы. Фодор избегает постулировать существование Декартовской разумной материи, но в то же время отрицает возможность прямолинейного сведения психологических сущностей к нейрофизиологии. Первая точка зрения в настоящее время является результатом некоего соглашения между людьми со склонностью к научному взгляду, вторая же навязывается психологам вследствие невозможности осуществить подобную редукцию при существующем и, возможно, будущем уровне знаний.

Мыслящие "экзистенты" Фодор представляют в уме состояние дел в реальном мире вокруг нас и участвуют как элементы в ментальных "вычислениях", составляющих, по его мнению, процесс мышления. Кодирован­ные символы в мозгу соединяются с разно­образными свойствами реального мира (в широком смысле), но в общем стремятся к тому, чтобы соединиться лишь с некоторым частным множеством этих свойств (в узком смысле). Широкий смысл допускает возможность индивидуальной ошибки (в частном случае корова может быть ошибочно вос­принята как лошадь); узкий смысл допускает возможность некоторой совокупности свойств, позволяющей "лошади" функционировать как символу во внутри- и межличностном общении. Существует асимметричная зависимость значения: можно предположить, что неправильное использование слова "лошадь" зависит от правильного использования (которое является неверным), но правильное использование не зависит от неправильного.

В рамках "языка мышления" символы могут быть связаны в пропозиции (например, "лошади — это четвероногие животные"), которые хранятся в месте, которое Фодор иногда называет "ящиком убеждений". В "вычислениях" эти пропозиции могут связываться с другими, для того чтобы в конце концов от этих комплексов перейти к пропозицио­нальным установкам (убеждениям, надеж­дам, страхам и т. д., что "лошадь может быть..."). Занятием психологии является, с точки зрения Фодора, установление законов, связывающих эти пропозиции/пропозицио­нальные установки, и такие законы будут вер­ны в силу первичности, элементарности ней­рофизиологических механизмов, которые реализуют эти связи. Однако, их нельзя свес­ти к этим механизмам. Различные механиз­мы могут реализовывать похожие связи и наоборот.

В книге Modularity of Mind Фодор поддерживает, в противоположность "новому взгляду" Брунера, мнение о том, что восприятие недоступно познанию. Считалось (и считается), что восприятие насыщается познанием, что мы видим лишь то, что когнитивно подготовлены увидеть, и, более того, что наши научные теории, сообщающие, какие именно наблюдения мы сделаем, сами в свою очередь обусловлены широким набором социальных и экономических факторов. Считалось, что вся наша метафизика определяется структурой языка, на котором мы говорим. Фодор называет эти взгляды "релятивистским холизмом". Если мы принимаем их, нам не выйти за пределы этой конструкции, мы обречены лишь на критику и обсуждение изнутри. Ненависть к релятивизму проходит красной нитью через работы Фодора потому, что он отрицает то, что называется "фиксированной структурой природы человека".

Способность человека к восприятию независима, по крайней мере отчасти, от познания. В конечном счете мы вынуждены воспринимать то, что есть, даже если согласны с существованием теории, предполагающей, что ничего такого быть не может.

Преднамеренный реализм Фодора является, как я полагаю, четко сформулирован­ной и рационально защищенной версией того взгляда, который самый наивный в философском отношении психолог принимает без доказательств в каждом случае. Он до­пускает непринужденное обращение с искус­ственным интеллектом и со смежными ис­следованиями, но отсюда вовсе не следует, что при окончательном анализе этот взгляд окажется удовлетворительным. Существует ряд возражений, которые некоторые критики (особенно Дэниэл Дэннет) считают решающими. Дэннет выдвигает некий альтернативный необихевиористический взгляд, который настолько же близок по духу к психологическому, насколько не созвучен наивно-философскому. Его аргументация на самом деле доступна лишь специалистам (не дайте ввести себя в заблуждение тем шутливым тоном, который принят по отношению к этой аргументации обеими сторонами). Главные возражения против "языка мышления" Фодора таковы:

(1) если действительно существует некий "ящик убеждений", содержащий реальные ментальные сущности, то следует предположить, что он содержит необъятное количество весьма бессодержательных утверждений, например, что от Земли до Солнца дальше, чем отсюда до углового магазина. Это несомненно верно, но с этим фактом никто никогда не встречался. Если мы добавим в истинную и ложную части по негативному утверждению — например, что... не дальше, чем..., это число станет еще больше. Необихевиоризм не постулирует существования ментальных сущностей, так что здесь нет таких проблем.

(2) Предположим, что некий нейрохирург смог вставить утверждение "у меня есть брат в Кливленде" в мой "ящик убеждений". Если меня спросят, я должен был бы ответить: "У меня есть брат в Кливленде", но не смог бы дать какую-либо другую информацию о нем. Оказалось бы, что я могу удерживать такое утверждение только в контексте других утверждений. Но это допущение открывает путь к холизму (при этом для данного индивидуума каждое утверждение зависит в большей или меньшей степени от множества других). А это опять приводит к релятивизму, которого Фодор желает избежать любой ценой.

Стремление избежать постулирования лишних сущностей есть принцип, который соблюдается, как само собой разумеющийся, большинством современных философов. Однако эта необходимость не очевидна для дилетантов и многих психологов. (Вероятно, стоит заметить, что бихевиоризм процветал только в то время, когда фактически все психологи получили некоторое представление о философии, как части своего образования.) Фодор полагает, что обстоятельства дела требуют постулировать ментальные сущности, и пытается справиться с трудностями, которые отсюда следуют. Необихевиористы полагают, что такое постулирование не требуется, но при этом входят в конфликт с некоторыми из наших наиболее укоренившихся (реалистических) привычек мышления.