Отечественную психологию трудно сегодня представить без теории деятельности, появление которой неразрывно связано с именем А.Н. Леонтьева. На основе данной теории разрабатываются новые методики, проводится анализ деятельности человека в различных ситуациях, в том числе экстремальных, ее принимают в качестве основы множества различного рода психологический исследований. Одновременно с этим, многими авторами отмечается тот факт, что до настоящего времени в данной теории остается целый ряд нерешенных проблем, проявляющий себя на самом разном уровне. Так, по мнению Е.Е. Соколовой, плохому пониманию психологической теории деятельности (студентов) способствуют "...действительные противоречия в ней, не "снятые" как самим А.Н. Леонтьевым, так и его последователями [23; 199]. Гораздо более категоричным в свой оценке оказывается В.П. Зинченко, который считает, что о теории вообще говорить преждевременно и что можно лишь "...оценивать сделанное, как психологический подход к деятельности, как попытку создания психологической проекции философской категории "деятельность" на психологию" [14; 83]. Данное утверждение может показаться кому-то чересчур резким, но на наш взгляд оно как нельзя лучше отражает реальное положение дел.

В.В. Давыдов отмечал, что "...структура деятельности не может быть психологической, она имеет полидисциплинарный характер, поэтому лишь какой-то отдельный аспект ее может изучаться в психологии" [12; 21]. Описать структуру деятельности человека только с помощью таких категорий, как мотив, сознание, потребности, на наш взгляд, не представляется возможным. Попытки определить составляющие деятельности исключительно по психологическому (в т.ч. мотивационному) принципу неизменно сопряжены с трудностями чисто технического характера. При этом можно сколько угодно спорить о том, что было раньше, потребность или действие, но вряд ли мы сможем таким образом приблизится к пониманию самой его структуры.

А.Н. Леонтьев, определяя деятельность, как соотносящуюся с понятием мотива, а действие с понятием цели, признавал, в частности, что "… мы можем всегда допустить, что деятельность осуществляется одним-единственным действием, осуществляющим деятельность […] вопрос о том, имеем ли мы дело с одним действием, осуществляющим деятельность или целой цепью действий, - это вопрос конкретного исследования, так как эти отношения меняются в зависимости от условий, в которых протекает деятельность, от ее уровня развития и т. д." [20; 90]. Все это, а в особенности "и т. д.", делает само понимание деятельности достаточно размытым, так как не все проявления жизненной активности могут быть отнесены именно к ней [11]. При этом "размытость" деятельности непосредственным образом связана с недостаточно четким определением таких ее составляющих, как операция и, в первую очередь, действие, которое вносит наибольшую "погрешность" в понимание общих принципов деятельностей, так как, по определению А.Н. Леонтьева, является их ключевым "моментом" [20; 89].

Существуют различные варианты определения действия для выделения его в качестве самостоятельной единицы деятельности. Например, определение его как некоего целостного акта, включающего в свой состав большее или меньшее число компонентов и отношений между ними, которые изначально соотнесены друг с другом [9]. Или как конкретной, относительно замкнутой, структурированной во временном, пространственном и содержательном отношении единицы деятельности [17]. При этом, как в первом, так и во втором случае, невольно задаешься вопросом, а что такое структурированная? Что лежит в основе этой структуры? По каким правилам соотносятся различные компоненты действия друг с другом и каким образом возможно выделение этого целостного акта из общего потока деятельности?

Еще один критерий, по которому определяют границы действия - наличие сознательной цели, которая представлена в форме образа осознаваемого предвидимого результата [2; 76] в результате достижения которого происходит то или иное сознательное преобразование ситуации [2, 3, 6, 19 и др.]. Но дело в том, что оперирование термином "сознание" также не делает возможным построение организационной структуры действия. Создается общее впечатление, что чего-то не хватает, что мы постоянно упускаем из виду что-то важное, без чего невозможно выстроить до конца логически законченную его структуру.

Одними из самых жарких дискуссий по поводу теории деятельности, были вызваны разногласиями между А.Н. Леонтьевым и П.Я. Гальпериным по поводу операционной стороны предметной деятельности [13]. Не станем подробно останавливаться на истории имевших место разногласий, которые, на наш взгляд, очень хорошо и достаточно подробно показаны в статье Н.Н. Нечаева [22]. Отметим лишь, что суть основной "претензии" П.Я. Гальперина состояла в том, что в теории не была представлена операционная сторона предметной деятельности, которая всегда имеет место, а операция вообще потеряла всякую самостоятельность [13; 162]. Позиция А.Н. Леонтьева по этому вопросу достаточно хорошо известна и не требует особых комментариев. Может быть, именно поэтому про существование операций как-то "подзабыли". Их как будто и нет вовсе. Способ выполнения действия - это единственное, что обычно о них говорят. В тоже время, вся деятельность человека в конечном итоге состоит из операций, если принимать их как минимальные составляющие поведения, и "пренебрежительное" к ним отношение неизменно приводит к различного рода путанице. Действия начинают включать в себя более мелкие действия, одни операции практически не осознаются, другие же находятся на грани сознания, в общем, получается не слишком понятно и часто просто противоречит нормальной логике.

Целью настоящей работы является попытка привести определение термина "действе" в его психологическом контексте в соответствие с теми возможными биологическими и физиологическими механизмами, которые могут лежать в основе его формирования. Это, на наш взгляд, позволило бы составить более четкое представление о том, по каким критериям, кроме наличия "сознательной" цели можно выделить действие из общего потока деятельности. Термин "сознательной" заключен в кавычки по той причине, что на сегодняшний день он пока еще не может являться доказательным элементом какого-либо определения, претендующего на некоторую научность, в силу своей неопределенности. Поэтому обращение с ним требует известной осторожности, во всяком случае, до тех пор, пока мы не приблизимся к пониманию этого феномена настолько, что сможем с достаточной долей уверенности определить ту эволюционную границу, после которой начинаются его проявления, пусть даже в самой примитивной форме. Но прежде чем перейти к собственно действию, необходимо еще раз обратится к его составляющим - операциям…

Этологам хорошо известен факт наличия у животных так называемых фиксированных комплексов действий (термин "действие", в данном случае, не относится к теории деятельности). Наиболее ярко они проявляются у представителей беспозвоночных. Эти комплексы у низших животных иногда достаточно сложны и контролируются на генном уровне. В работе Шелера и Акселя [27] показано, как в определенное время у морской улитки Aplisia начинает вырабатываться особый белок - гормон откладывания яиц (ELH). Этот гормон, в конечном счете, заставляет сокращаться, в определенной последовательности специфические мышечные волокна, приводя тем самым в действие сложный комплекс координированного поведения откладывания яиц. Совершенно очевидно, что улитка сама не в состоянии не только запустить этот механизм (так как время его запуска определяется на генетическом уровне), но и остановить его. Все поведение Aplisia с момента начала откладывания яиц и до полного завершения "программы", представляет собой жесткую неизменяемую последовательность сокращений определенных мышц, которая представляет собой не что иное, как врожденный ФКД. Поэтому, на наш взгляд, правильнее было бы говорить о комплексе фиксированных не действий, а движений, если определять последние, как однократное сокращение только одной конкретной мышцы, обеспечивающее изменение положения тела или какой-то его части. И далее, что бы не возникало путаницы в терминологии, в рамках данной работы, "движение" будет определяться именно так. Аббревиатура ФКД будет сохранена, но последняя буква будет обозначать движения. Если прервать такой комплекс движений животного, оно не сможет закончить начатое "преобразование ситуации" с прерванного этапа. Так, стенная халикодома, наполняя ячейку медом, сначала входит в нее головой вперед для отложения собранного меда, затем выходит и, повернувшись, еще раз входит уже задней частью тела для того, чтобы очистить с брюшка цветочную пыльцу. Если помешать второму "действию", осторожно отстранив пчелу соломинкой, она вновь совершает первое "действие", при чем этот опыт можно повторять многократно [6; 131].

Прочувствовать то, что "чувствует" животное, которое не в состоянии управлять своими движениями для нас не представляется возможным. И все-таки, у человека есть один небольшой, но ярко выраженный ФКД. Попробуйте проглотить что-нибудь медленно (или наполовину). Скорее всего, у Вас ничего не получится, во всяком случае, с первого раза, даже если Вы будете глотать "вхолостую". Автору потребовалось значительное время, чтобы добиться видимого результата. Однако этот результат сопровождался весьма неприятными побочными эффектами, которые могут даже представлять реальную угрозу жизни. Природа позаботилась о том, чтобы мы не в коем случае не начали "экспериментировать" там, где этого делать не следует, также, как она позаботилась о беспозвоночных, размеры которых просто не позволяют уместить в себе сложный аппарат самостоятельного управления поведением. Поэтому, в процессе их эволюции, в целом, прослеживается тенденция к увеличению сложности фиксированных комплексов движений, в то время как процесс эволюции позвоночных сопровождается повышением "...способности к быстрым адаптациям - за счет усовершенствования поискового поведения, т.е. за счет расширения возможностей осуществлять поведенческие акты по лабильной индивидуальной программе" [15; 274].

Эволюция как бы предоставляет животному возможность самому выстраивать свое поведение, в зависимости от тех условий, в которых оно может оказаться после рождения. Можно сказать, что по мере усложнения среды предполагаемого обитания, повышается и врожденная многовариантность поведения животного, которая представляет собой количество возможных комбинаций его двигательных реакций. Совершенно очевидно, что такая многовариантность поведения напрямую зависит от сложности строения центральной нервной системы животного, его моторного аппарата, которым необходимо управлять и предполагает возможность "ответа" на максимально возможное количество имеющихся в среде его обитания различного рода раздражителей. Кроме того, уменьшение количества ФКД предполагает возможность онтогенетического формирования структур, которые могли бы являться своего рода их "заменителями", сохраняя при этом определенную "гибкость", для возможности корректирования их в различных похожих ситуациях. "Сохранившиеся" же комплексы фиксированных движений необходимо "уметь" комбинировать в более сложные схемы, запускать и останавливать их в зависимости от сложившихся условий. Так в классическом эксперименте Громана [26] было показано, что движения, отвечающие за полет голубей являются генетически предопределенными. При этом есть все основания говорить о том, что имеет место не один комплекс фиксированных движений, а несколько. В противном случае (если бы это был один ФКД), голубь, даже если бы и взлетел, то очень скоро врезался бы во что-нибудь, или бы улетел по предполагаемой прямой и больше уже никогда не вернулся. Поэтому, скорее всего, имеет место комплекс ФКД. Именно комплекс фиксированных комплексов движений, которым птица имеет возможность управлять во время полета.

Запуск фиксированных комплексов движений, независимо от того, обусловлен он генетически или "желанием" животного, всегда предполагает достижение определенного результата, который можно определить как технический. В наших случаях, у улитки Aplisia - этим результатом будут отложенные яйца, у голубей - новое местоположение в пространстве с помощью полета (как частный случай). У клевательного ФКД курицы это будет наличие зерна или червяка в клюве и т.п. То есть, например, целью клевательного ФКД курицы является не клюнуть зерно и не собственно зерно, а то, чтобы это зерно оказалось у нее в клюве. Сам комплекс фиксированных движений не может представлять собой цель, равно как и предмет, на который он направлен, так как если бы это было так, то птица умерла бы с голоду на куче корма.

Рассмотренные примеры можно отнести к разряду удовлетворения витальных (жизненных) потребностей. Мир же человека не ограничивается только потребностью в пище. Он настолько богат и разнообразен, что совершенно невозможно представить себе наличие у человека фиксированных комплексов движений в том виде, в котором они представлены у других животных. Врожденная многовариантность поведения человека настолько высока, что трудно даже вообразить себе примерное количество всех возможных комбинаций его движений, которые он способен произвести хотя бы для того, что бы их конечным результатом оказался стакан, наполненный водой из чайника. Рождаясь на этот свет с "недоделанным" мозговым аппаратом, и представляя собой, по определению Н.А. Бернштейна, таламополлидарное существо в течение всего первого полугодия своей жизни [5; 140], человек постепенно учится управлять своими движениями. При этом формирование моторных навыков определяется, прежде всего, определенными этапами созревания нервной системы [25; 398-400].

С самых первых минут жизни у человека начинают формироваться первые условные рефлексы или автоматизмы. По мере "надстройки" уровней коры сложность автоматизмов повышается и каждый уровень построения (по Н.А. Бернштейну) отличается от других по качеству и составу определяющих его афферентаций [4; 52]. Своего рода апофеозом такого развития может считаться способность к формированию высших автоматизмов (сноровок), которые, как и автоматизмы более низкого порядка, можно, в отличие от фиксированных комплексов движений, рассматривать как устойчивые комплексы движений. Объясняется это тем, что сам термин "фиксированный" не предполагает каких-либо возможных изменений в процессе выполнения комплекса движений, в то время как подавляющее большинство автоматизмов человека являются достаточно гибкими и могут корректироваться в процессе выполнения в определенных границах. При этом степень их гибкости повышается по мере усложнения уровневого построения с одновременным понижением их устойчивости.

Н.А. Бернштейн, изучая различные виды агностической и идеаторной форм апраксий, считал, что высшие автоматизмы никогда сами по себе не являются предметными действиями [4; 132]. Однако физиологические нарушения или искусственная провокация автоматизмов, в результате чего они начинают выглядеть абсурдно, не может являться показателем к их "несамостоятельности". Если, например, спровоцировать сложный комплекс реакции бегства у речного рака, с помощью воздействия электрического импульса на один из четырех его гигантских интернейронов [25; 142], то это еще не значит, что данный ФКД рака "несамостоятелен". В определенной ситуации он является тем, что может способствовать сохранению жизни животного. То же самое и у человека. Отдергивание руки, вызванное раздражением участка премоторной зоны коры головного мозга, бессмысленно в силу ситуации, но если Вы случайно прикоснулись к горячей сковородке на кухне, то тут уже не приходится говорить о бессмысленности выполненного действия.

Весьма удачное, на наш взгляд, определение физиологической структуры, отвечающей за выполнение тех или иных рефлексов (автоматизмов), было дано Ю. Конорски. Он определил ее как рефлекторный центр, включающий в себя определенную совокупность нейронов, независимо от их местоположения в нервной системе и отвечающий за выполнения конкретного рефлекса [16]. В определенных ситуациях (возвращаясь к теории деятельности), конкретный рефлекторный центр может обеспечить физиологическую активность, представляющую собой как действие, так и целую деятельность. Например, если человек, сидя на дереве вдруг потерял равновесие, то выполненное действие в виде хватания за ветку (хватательный рефлекс), может быть расценено и как целая деятельность, соответствующая удовлетворению витальной потребности по сохранению целостности организма. В этом случае мы имеем тот вариант, о котором в числе прочего говорил А.Н. Леонтьев, что действие, и даже деятельность может состоять только из одной операции [19].

То есть, складывая вышесказанное в единое, можно говорить о том, что операция - это комплекс движений, обеспечиваемый работой определенного рефлекторного центра. Фиксированный комплекс движений так же можно считать операцией, но только не сформированной в процессе онтогенеза, а изначально определенной генетически и не подверженной механизму сенсорных коррекций. При этом все виды операций, на наш взгляд, можно разделить на две основные группы. Первая включает в себя "финализированные" операции, которые позволяют достичь технического результата путем их однократного выполнения. Вторая группа - это "не финализированные" операции, которые способны "зацикливаться" сами на себя, превращаясь в непрерывный процесс, который прекращается в момент достижения желаемого технического результата. Примерами таких операций могут быть ходьба, полет птицы, обмахивание веером, забивание гвоздя и т.п.

По некоторым оценкам количество рефлекторных центров лежит в пределах 107-109 [18; 10], но, каким бы огромным не представлялось это значение, тем не менее, невозможно сформировать РЦ на все случаи жизни. Поэтому в процессе эволюции позвоночных у них, одновременно с повышением сложности РЦ, появляется способность к быстрому их комбинированию их в нечто временное, в некую структуру, обеспечивающую относительно быстрое достижение необходимого технического (приспособительного) результата в сложившейся ситуации. Еще Л.С. Выготский отмечал, что различного рода экспериментальные данные "...позволяют предположить с большой вероятностью, что все поведение животного и человека, в самых сильных его формах, слагается из условных рефлексов в различных комбинациях. Всякий акт поведения строится по модели рефлекса" [8; 74].

Однако попытки этологов объяснить сложные типы поведения с помощью рефлекторной теории, в ее прямолинейном понимании, согласно которой всякое действие (реакция) является ответом на внешний сигнал, не дали ожидаемых результатов [25;195-196]. Это вполне объяснимо, если учитывать то огромное количество комбинаций рефлекторных центров, которое пришлось бы проанализировать для создания структуры, ответственной за выполнение действия. Своего рода примером сложности построения намерений к действию может являться компьютер, предназначенный для игры в шахматы. Заложенная в него программа работает, в целом, по эвристическому принципу. В качестве основной причины этому является даже не тот факт, что указанный принцип хоть как-то соответствует процедуре решения задач человеком [24; 490], а то, что компьютер, за отведенное ему на ход время, в состоянии просчитать всего лишь около десятка ходов вперед. Такой, на первый взгляд, "невысокий" показатель как раз и объясняется тем, что машина "перебирает" для этого все возможные комбинации положений фигур на шахматной доске. В экспериментах, проведенных Л.Г. Ворониным по формированию цепных рефлексов [7; 240-241] это соответствует примерно уровню голубя. Аналогия представляется достаточно косвенной, но ни один компьютер сегодня не будет в состоянии поймать лениво летающую жирную муху, даже если удастся снабдить его необходимым для этого двигательным аппаратом…

Действие, точно так же, как и операция, по своей сути является процессом. Говорить о структуре процесса, на наш взгляд, не совсем правильно. Что такое структура горения огня, или структура движения автомобиля? Правильнее говорить о структуре, которая обеспечивает процесс, либо о последовательности определенных изменений элементов и их взаимосвязей, задействованных в процессе. Поэтому, отталкиваясь от положения о целостности действия (как процесса), можно сделать предположение о том, что за его осуществление отвечает совершенно определенная структура. При этом за выполнение каждого действия отвечает "своя собственная" структура, сформированная для конкретного случая. Вместе с тем с совершенно очевидно, что не то что создать такое количество структур, но даже математически просчитать их возможное, а точнее невозможное количество совершенно нереально. И, тем не менее, такие структуры должны быть.

В свое время П.К. Анохиным были сформулированы основные принципы организации функциональных систем [1]. Одной из таких систем, по его мнению, являлась функциональная система, обеспечивающая передвижение в пространстве и которая "...может быть чрезвычайно многообразной по составу центральных и периферических (мышц) компонентов" [1; 275]. А.Р. Лурия, развивая положения концепции функциональных систем, не выделял единую ФС, отвечающую за произвольное поведение. По его представлениям "...произвольные движения и действия человека являются сложными функциональными системами, осуществляющимися сложной динамической констелляцией совместно работающих отделов мозга, каждый из которых вносит свой собственный вклад в построение движения" [21; 252]. Но любые вариации, направленные на увеличение количества функциональных двигательных систем с одновременным их своеобразным "упрощением" принципиально ситуацию не меняют, так как в этом случае абсолютно не уменьшается количество возможных комбинаций различных двигательных актов для достижения технического результата в конкретной ситуации. Поэтому реальным выходом из положения может являться не увеличение количества двигательных функциональных систем, а просто их отсутствие. Гораздо "разумнее" формировать такие системы - функциональные системы действия (ФСД) только в случае необходимости выполнения действия, после чего прекращать физиологическую поддержку их существования, что автоматически должно привести к разрушению ФСД за дальнейшей ненадобностью.

При этом, несмотря на временный характер функциональной системы действия, ей присущи все признаки функциональных систем, которые выделял П.К. Анохин. Одним из них является то, что "...компоненты той или иной анатомической принадлежности мобилизуются и вовлекаются в функциональную систему только в меру их содействия получению запрограммированного результата" [1; 41]. Однако само по себе предположение о существовании такой способности не решает проблему формирования функциональных систем действия. Как правило, вопрос о программировании действия (в сущности формирования ФСД) при его общеструктурном анализе различными авторами остается нераскрытым и обозначается на схемах в виде отдельного блока с пометкой в тексте о том, что это очень сложный процесс [напр. 10]. Но, так или иначе, раз есть некая система, значит должны быть и принципы, в соответствии с которыми происходит ее формирование, независимо от того, является система постоянным или временным образованием. В последнем случае эти принципы, прежде всего, должны основываться на минимизации затрат, направленных на "поиск" необходимых для функциональной системы действия рефлекторных центров, отвечающих за выполнение отдельных операций, что должно обеспечивать максимально возможную скорость формирования ФСД.

Что бы попробовать составить теоретическое представление о возможном механизме построения функциональной системы действия, обратимся вновь к рефлекторным центрам. Каждый из них имеет своеобразный "вход", т.е. некоторую ключевую совокупность сенсорных сигналов, которая является необходимым условием "запуска" конкретного РЦ. Не следует понимать эту совокупность как нечто примитивное. Она может представлять собой результат воздействия достаточно большого количества раздражителей, как внешнего, так и внутреннего характера, определенные конфигурации которых принято рассматривать как стимулы. При этом в каждый момент времени нервная система человека получает огромное количество сенсорных сигналов, что само по себе является одной из причин достаточно известной проблемы "отфильтровывания" ненужной информации, или, если говорить более правильно, - выбора воздействия значимых раздражителей и игнорирование не значимых. Именно поэтому говорить в буквальном смысле о принципе стимул?реакция представляется возможным только в том случае, если нервная система животного принципиально настроена исключительно на определенные типы раздражителей, воспринимаемое количество которых весьма и весьма ограничено.

Но кроме "входа", каждый рефлекторный центр имеет так же и "выход" - определенную комбинацию сенсорных сигналов, соответствующую завершению операции. То есть можно говорить о наличие у РЦ своеобразных "разъемов", позволяющих состыковывать их друг с другом в непрерывные цепочки двигательных актов. Степень когерентности (соответствия) "выхода" одного и "входа" другого рефлекторного центра является показателем того, насколько "автоматически" может последовать одна операция после завершения другой. При достаточно высоком уровне когерентности можно говорить об образовании рефлекторного центра более высокого порядка. Очевидно, что жестко обозначить границу, которая позволяет сделать заключение о том, что после некоторого уровня когерентности мы имеем дело с новым рефлекторным центром, не представляется возможным. Это вопрос дополнительных исследований. Пока лишь можно отметить то, что, в числе прочего, степень когерентности определяет количество необходимых "перемычек", которые, представляя собой опять таки рефлекторные центры, но достаточно низкого уровня (по сути, отдельные движения), позволяют привести в необходимое соответствие определенный ситуацией "разъем".

Следует понимать, что данное представление является весьма не полным и в большой степени чисто схематическим. Дело в том, что теоретически мы можем сделать сенсорный срез операции, то есть зафиксировать определенную совокупность значимых для нее сенсорных сигналов, принимающих участие в регулировании работы рефлекторного центра, в любой момент времени ее выполнения. При этом можно говорить о том, что общая совокупность таких "срезов" будет представлять собой энграмму операции, начало и конец которой соответствуют "входу" и "выходу" соответствующего рефлекторного центра. Определение крайних позиций энграммы в виде своеобразных стыкующих элементов является весьма условным, так как, скорее всего, степень когерентности рефлекторных центров определяется самим видом энграмм или их определенных частей. Но в упрощенном варианте, на наш взгляд, мы можем ограничиться наличием у каждого рефлекторного центра "входа" и "выхода".

Возвращаясь к проблеме формирования функциональной системы действия, зададимся вопросом: что такое образ потребного будущего? Фактически - это своего рода физиологическая симуляция (нейросимуляция) комплекса раздражителей, которую необходимо получить в результате выполненного действия. При этом данный комплекс будет включать в себя только те раздражители, которые действительно являются значимыми. Их количество в тысячи раз меньше, чем реально потенциально воспринимаемых. И именно эта нейросимуляция или образ предвидимого результата позволяет определить "выходу" какого рефлекторного центра в той или иной степени соответствует данная комбинация симулируемых раздражителей. Совершенно не обязательно, что этот рефлекторный центр обеспечивает сложную операцию. Он может отвечать за выполнение вообще только одного движения, но в любом случае это будет то, что в этологии принято называть завершающим актом.

Вся последующая организация ФСД будет происходить исключительно для обеспечения "запуска" последнего рефлекторного центра. У него, как уже говорилось выше, есть "вход". Происходит сопоставление его с наличествующей ситуацией и если обнаружено соответствие ключевых раздражителей, происходит активация рефлекторного центра. В данном случае мы получаем частный случай действия, когда оно состоит только из одной операции. Если же соответствия не обнаружено, происходит поиск "выхода" другого рефлекторного центра, максимально когерентного "входу" завершающего рефлекторного центра с одновременным запоминанием последнего с помощью нейрофизиологических механизмов, одними из которых могут быть определенные реверберирующие связи. Во время этого поиска появляется своеобразный эффект промежуточной цели, так как вход завершающего предполагаемую функциональную систему действия рефлекторного центра, в свою очередь симулирует определенную совокупность раздражителей, которая мелькает в виде "слегка осознаваемого" или того, что находится на "грани сознания", и степень этой "осознанности", по всей видимости, зависит от того, насколько когерентными окажутся "вход" и "выход" соответствующих рефлекторных центров. Так продолжается до тех пор, пока не удастся составить всю необходимую для выполнения действия последовательность РЦ, которая и будет представлять собой функциональную систему действия. Процесс формирования или программирования ФСД, на наш взгляд, является как раз тем процессом принятия решения к действию о котором, в частности, говорил Н.А. Бернштейн: "...реакцией организма и его верховных управляющих систем на ситуацию является не действие, а принятие решения о действии" [5; 310].

В процессе организации ФСД происходит "ожидательная активация" необходимых рефлекторных центров (вернее - определенных элементов их "разъемов", что связано с энергетическими затратами и, как следствие, сопровождается определенным внутренним напряжением что, в ряде случаев, может повлечь за собой "опережающее" действие. Происходит это тогда, когда ФСД является уже сформированной, но для ее "запуска" не хватает нескольких внешних раздражителей, появление которых может быть обусловлено временными или пространственными факторами. Именно внешних, так как нейросимуляция "недостающих" раздражителей, должна присутствовать в полной мере, без чего невозможно было бы создание ФСД в целом, просто уровень нейросимуляции комплекса "входных" раздражителей достаточно слаб, что бы "запустить" первый в очереди ФСД рефлекторный центр.

Так, например, происходит в ситуации со спринтером стоящим на стартовых колодках. Его "стартовая" ФСД уже сформирована, она потребляет энергию "требуя" своего рода разрядки и спортсмену приходится прилагать определенные усилия, что бы не сделать фальстарт. Если в этот момент хлопнуть в ладоши, то мы, на радость физиологам и на горе спринтеру, получим прямое подтверждение эффекту иррадиации возбуждения. Определенный комплекс нейронных связей, отвечающий, в нашем случае, за "симуляцию" звука выстрела (определенной совокупности сенсорных сигналов) получит дополнительную энергию и спортсмен "рванет" с места. Если он окажется особо впечатлительным (уровень нейросимуляции близок к порогу реального сенсорного восприятия), то его может спровоцировать все что угодно, например, севшая на его плечо стрекоза.

Разрушение функциональной системы действия происходит по мере выполнения операционных составляющих, точно так же, как баллистическая ракета отбрасывает отработанные ступени, что позволяет "высвобождать" рефлекторные центры, которые могут потребоваться для других ФСД. Дело в том, что поведение в целом не выстраивается посредством чередования принятия решений к действию и собственно действиями. Именно способность к формированию ФСД позволяет не останавливаться в нашей деятельности ни на секунду, так как само действие выполняется в "автоматическом" режиме с помощью сенсорных коррекций, позволяя формировать в это же время уже другую функциональную систему действия. Сложно сказать, сколько таких систем могут функционировать одновременно. По всей видимости, их количество зависит от многих факторов, но в любом случае разные ФСД не могут одновременно включать в себя один и тот же рефлекторный центр.

Кроме описанного типа существует еще один вид функциональных систем действия, организующихся из нефинализированных рефлекторных центров, о которых говорилось выше. Указанные РЦ имеют "вход" когерентный собственному "выходу", т.е. они самокогерентны. Эта самокогерентность позволяет зацикливать их на себя до момента получения необходимого технического результата, достижение которого связано не с выполнением завершающей операции (завершающего акта), а с постепенным преобразованием ситуации к ее новому, измененному состоянию. Примерами действий, обеспеченных подобного рода ФСД являются ходьба, полет, пережевывание пищи, забивание гвоздя, обмахивание веером и т.п. Способность к организации таких ФСД является, по всей видимости, филогенетически более ранней, поэтому их можно отнести к функциональным системам действия первого рода.

Прекращение существования функциональной системы действия может произойти не только в момент достижения запрограммированного результата, но и в случае возникновения "экстренной" ситуации. Н.А. Бернштейн отмечал, что "в аварийных случаях, когда низовой сегментарный "центр" подает в восходящую афферентную линию своего рода алармсигнал о непосильности для него справиться с создавшимся положением своими средствами в рамках доступных ему матричных вариантов, возглавляющий аппарат существенно перепрограммирует всю стратегию совершаемого действия" [5; 311]. Николай Александрович говорил о перепрограммировании действия, но вернее всего в таких случаях происходит именно разрушение всей ФСД или того, что от нее осталось (в том случае, если это была ФСД второго рода) на момент поступления "алармсигнала". При этом степень ошибки может вызвать разрушение не только той ФСД, в программе которой обнаружен сбой, но и других функциональных систем действия, "работающих" в данный момент времени. Такой же "эффект" может вызвать неожиданное воздействие на организм сторонних раздражителей, если уровень их воздействия превысил некоторый порог. Объяснение этому может быть врожденная защитная реакция организма. То есть в случае возникновения подобного рода ситуации организм "на всякий случай" освобождает все рефлекторные центры с целью возможного экстренного реагирования.

Время функционирования ФСД первого рода условно не ограничено, чего нельзя сказать о ФСД второго рода. Временные рамки в последнем случае естественным образом обусловлены самой структурой ФСД, т.е. количеством и типом включенных в него рефлекторных центров. Совершенно очевидно, что это количество связано с нейрофизиологическими механизмами и не может превышать некоторого условно заданного значения, определяемого как фило, так и онтогенетически. Все это является предметом обстоятельных исследований. Пока, в числе прочего, можно лишь с некоторой уверенностью говорить о том, что длительность действия второго рода не может быть относительно высокой. Скорее всего, она измеряется несколькими секундами. Это никаким образом не противоречит теоретическим положениям А.Н. Леонтьева о действии, как основной составляющей нашего поведения. Большинство принимаемых нами решений к действию остается просто "незамеченными". Те решения, которые мы обычно расцениваем как "руководство к действию" на самом деле в подавляющем большинстве случаев являются решениями о деятельности. При этом человек, принимая решение о деятельности способен создать функциональную систему действия на предполагаемую ситуацию, которая может возникнуть в процессе осуществления планируемой деятельности. В этом случае ФСД будет скорее напоминать уже автоматизм высшего порядка, чем собственно ФСД. Дело в том, что гипотетически действие можно рассматривать в качестве "временной" операции, которая способна сохраняться некоторое время в кратковременной памяти с последующим переходом в "долговременное хранилище", примерно так же, как это происходит с другими видами информации.

Возвращаясь к операционной составляющей теории деятельности, на наш взгляд, можно говорить о том, что с психологической точки зрения операции, скорее всего действительно не имеет смысла рассматривать как нечто самостоятельное. Но если принимать их как результат работы соответствующих рефлекторных центров, которые в определенных случаях группируются в функциональную систему действия, то говорить о полной потере самостоятельности операций, по всей видимости, будет не совсем корректным. Скорее всего, данный вопрос относится к разряду философских, так как все зависит от того, с какой позиции мы будем рассматривать данную проблему. Ни одна клетка, ни один орган нашего тела не является абсолютно самостоятельным в сложной единой системе организма, равно как и организм не может быть независимым от его составляющих. Точно так же и с поведением. Операции, как составляющие действия не самостоятельны, действия в составе обеспечиваемых ими деятельностей так же вряд ли имеют абсолютную самостоятельность, деятельности, направленные на удовлетворение потребностей полностью зависят от последних, так что же является полностью "самостоятельным"? Потребности? Но, например, те из них, которые можно рассматривать как витальные, заложены генетически, а те, которые формируются в процессе онтогенеза или в процессе предметной деятельности зависят, в конечном счете, от выполняемых операций... С операций начали, операциями закончили. Круг замкнулся. Поэтому, на наш взгляд, данный вопрос можно принципиально исключить как предмет психологического исследования, во всяком случае, пока, и оставить его на рассмотрение философии.

Что касается тех положений теории деятельности, которые возможно рассматривать более предметно, то, начиная с самой "примитивной" формы действия, которое состоит только из одной операции, имеем следующую ситуацию. Действие действительно может включать в себя только одну операцию, за выполнение которой отвечает конкретный рефлекторный центр, но только в том случае, если мы говорим об определении действия с позиции психологического подхода. Если же рассматривать ту же ситуацию, но уже с физиологической точки зрения, то операция, как следствие работы одного рефлекторного центра, так и остается операцией. Особого противоречия в данном случае нет, так как с одной стороны, имело место принятия решения, с другой стороны, мы имеем дело с неделимой в определенном смысле физиологической структурой. Поэтому, в зависимости от необходимости можно встать на любую из этих двух позиций.

Такого рода двойственность уместна лишь в указанном варианте. Когда же действие включает в себя несколько операций, то есть можно говорить о том, что функциональная система действия состоит из нескольких рефлекторных центров, его определение с точки зрения психологии должно, на наш взгляд, соответствовать той физиологической основе, которая ответственна за его выполнение. Одной из основных причин этому является то, что действие, безусловно, является показателем эволюционного развития живого организма, и возможность к организации его функциональной системы непосредственным образом взаимосвязана со сложностью строения нервной системы животного. Можно говорить о различной степени сложности действия или строения его функциональной системы, но в любом случае действие - неделимый (целостный) акт физиологической активности. Действие не может включать в себя другие, более "мелкие" действия - это противоречило бы самой форме организации ФСД. Являясь, с одной стороны, элементарной формой поведения, направленной на достижение конкретного технического результата, с другой стороны действие - процесс, в основе которого лежит работа конкретной функциональной системы действия, сформированной с целью внесения определенного изменения в ситуацию.

В заключение необходимо еще раз подчеркнуть, что положения, выдвигаемые в настоящей работе, являются гипотезой, требующей дальнейшего тщательного анализа. Автору не удалось найти в существующих экспериментальных данных как прямого подтверждения обозначенному принципу формирования функциональных систем действия, так и данных, которые могли бы послужить основанием для ее опровержения. В области физиологии это во многом обусловлено невозможностью проследить и подвергнуть анализу одновременную работу колоссального количества нервных клеток организма. Этология, в некотором смысле, "связана по рукам" невозможностью получения вербального отчета от животных по интересующим нас аспектам их поведения. Психология же отличается уникальным научным субъективизмом - мы все "понимаем" о чем говорим, но объективно доказать наличие того, о чем говорим, увы, часто пока не можем… 2005 г.

Список литературы:

1. Анохин П.К. Очерки по физиологии функциональных систем. - М.: Медицина, 1975. - 448 с.
2. Асмолов А.Г. Деятельность и установка. - М.: МГУ, 1979. - 151 с.
3. Асмолов А.Г. Психология личности: Принципы общепсихологического анализа. - М.: Смысл, 2001. - 416 с.
4. Бернштейн Н.А. О построении движений. - М.: Медицина, 1947. - 255 с.
5. Бернштейн Н.А. Очерки по физиологии движений и физиологии активности. - М.: Медицина, 1966. - 349 с.
6. Вилюнас В.К. Психологические механизмы биологической мотивации. - М.: МГУ, 1986. - 208 с.
7. Воронин Л.Г. Сравнительная физиология нервной деятельности животных и человека: Избранные труды. - М.: Наука, 1989. - 267 с.
8. Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. - М.: Педагогика, 1982. - Т. 1.
9. Гордеева Н.Д., Зинченко В.П. Функциональная структура действия. - М.: МГУ, 1982. - 208 с.
10. Гордеева Н.Д., Зинченко В.П. Микроструктурный анализ исполнительной деятельности. - М.: ВНИИТЭ, 1975. - 174 с.
11. Давыдов В.В. Нерешенные проблемы теории деятельности. // Психологический журнал. 1992, № 2, с. 3 - 13.
12. Давыдов В.В. Новый подход к пониманию структуры деятельности. // Психологический журнал. 1998, № 6, с. 20 -27.
13. Дискуссия о проблемах деятельности. (А.Н. Леонтьев, А.В. Запорожец, П.Я. Гальперин, Д.Б. Эльконин) // Деятельностный подход в психологии: Проблемы и перспективы: Сб. науч. тр. / Под ред. В.В. Давыдова и Д.А. Леонтьева. - М.: АПН СССР, 1990, с. 134-169.
14. Зинченко В.П. Психологическая теория деятельности ("воспоминания о будущем" // Вопросы философии. 2001, № 2, с. 66 -88.
15. Зорина З.А., Полетаева И.И. Зоопсихология. Элементарное мышление животных: Учебное пособие. - М.: Аспект Пресс, 2003. - 320 с.
16. Конорски Ю. Интегративная деятельность мозга. - М.: Мир, 1970. - 416 с.
17. Коссаковски А., Ломпшер И. О концепции деятельности в педагогической психологии. // Деятельностный подход в психологии: Проблемы и перспективы: Сб. науч. тр. / Под ред. В.В. Давыдова и Д.А. Леонтьева. - М.: АПН СССР, 1990, с. 47-75.
18. Кропотов Ю.Д., Пономарев В.А. Нейрофизиология целенаправленной деятельности. - СПб.: Наука, 1993. - 173 с.
19. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. - М.: Политиздат, 1975. - 304 с.
20. Леонтьев А.Н. Особенности строения человеческой деятельности. // Леонтьев А.Н. Лекции по общей психологии. - М.: 2001. - 511 с.
21. Лурия А.Р. Основы нейропсихологии. - М.: МГУ, 1973. - 374 с.
22. Нечаев Н.Н. А.Н. Леонтьев и П.Я. Гальперин: диалог во времени. // Вопросы психологии. 2003, № 2, с. 50 - 69.
23. Соколова Е.Е. К проблемам понимания студентами психологической теории деятельности А.Н. Леонтьева (из опыта преподавания на факультете психологии МГУ) // Психология в ВУЗе. 2003, № 1 - 2, с. 198 - 202.
24. Солсо Р. Когнитивная психология. СПб.: Питер, 2002. - 592 с.
25. Шульговский В.В. Физиология высшей нервной деятельности с основами нейробиологии. М.: Академия, 2003. - 464 с.
26. Grohmann J. Mjdifikation oder Funktions-reifung? Ein Beitrag zur Klarung der wechselseitigen Beziehungen zwischen Instinkthandlung und Erfahrung // Z. Tierpsychol. 1939. V. 25. P. 132-144.
27. Scheller R., Axel R. How gens control behavior // Scientific American. 1984. V. 250. P. 44-52.