Почти двадцать лет назад мать с двумя крохотными дочками — однояйцевыми близнецами приехала в Луисвилльский центр изучения близнецов при университете. Она гордилась тем, что ее двойняшек выбрали для участия в программе исследования близнецов. Как выяснилось, беременность и роды протекали у нее без осложнений, тем не менее, мать была обеспокоена. Время от времени без видимой причины та или другая девочка цепенела, туловище ее выгибалось, затем появлялась вялость. После этих приступов малышки почти всегда становились беспокойными, но, к счастью, периоды раздражительности были довольно короткими. Наиболее интересно, что у обеих девочек приступы обычно возникали в один и тот же день.
К тому времени как близнецы начали ходить, приступы участились. У обеих малышек была необычная привычка: они запрокидывали голову и начинали раскачиваться. Часто они падали, как бы теряя сознание. Смотреть на это было страшно, и все беспокоились, что у близнецов эпилепсия. К счастью, к трем годам прояснилось, что у девочек редкий и неопасный для жизни синдром, для которого характерно запрокидывание головы (кривошея), сопровождаемое головокружением. С тех пор атаки стали реже, и ни у одной из двойняшек, теперь уже почти взрослых, приступов с детства не было, Столь удивительное сходство течения заболевания у однояйцевых близнецов — лишь одно из многих отмеченных при длительных исследованиях. Особенно впечатляющие данные получают при наблюдении близнецов на протяжении всей жизни. Амрам Шайнфельд в книге «Близнецы и суперблизнецы» [Scheinfeld A. Twins and • Supertwins, 1967] привел истории болезни пары идентичных близнецов, которые сами были врачами. В течение 65 лет у них было одинаковое "расписание" целого ряда недугов: паратонзиллярного абсцесса, язвенных кровотечений, приведших к удалению желудка, болезней сердца, обострений бурсита и артрита и одинаковая близорукость. Даже причина смерти, последовавшей с разрывом в несколько недель, была у них одна и та же.
Сэр Френсис Гальтон был первым ученым, кто собирал примеры сходства в заболеваемости близнецов. По его наблюдениям почти у трети из ста близнецовых пар течение заболеваний было похожим; близкими оказывались также время и причина смерти. Трактовка Гальтоном этого явления была явно генетической, что видно из следующего отрывка, написанного им в 1876 г.: "Постоянное и безжалостное движение скрытых слабостей нашей конституции через болезни к смерти мучительно проявляется... в историях близнецов. Мы слишком склонны смотреть на болезнь и смерть как на случайные события... несмотря на факт постоянного сходства болезней у двух близнецов, который говорит о том, что болезнь и смерть — это необходимые этапы в обычной последовательности органических изменений, начинающихся с рождения..."
За сто лет, промелькнувших со времени наблюдений Гальтона, истории болезни стали обычным предметом научного исследования близнецов. Наиболее выдающийся вклад в накопление таких данных внес профессор Луиджи Гедда, директор Института им. Грегора Менделя в Риме и основатель общества и журнала, посвященных близнецовым исследованиям. Гедда и его сотрудники собрали тысячи примеров синхронного течения сердечно-сосудистых, эндокринных, респираторных и нервных заболеваний у близнецов.
Данные, собранные Геддой и другими исследователями, подтверждают генетическую точку зрения, которая связывает события жизни с генотипом индивидуума. Эта связь особенно заметна в детстве когда показатели физического развития и поведения быстро меняются. Долгосрочное изучение близнецов, например такое, как Луисвилльское, где за ними наблюдают более 30 лет, удивительно четко свидетельствует о том, что существуют генетически обусловленные программы смены одних другими. Причем это касается не только интеллекта личности.
Неудивительно, что возрастная психология, которая долго была занята влиянием среды на развитие человека, снова пересматривает роль наследственности. Волна споров, вызванных дарвинизмом, породила множество идей в области генетики, общей психологии и психологии развития ребенка. Ф. Гальтон, кузен Чарльза Дарвина, не только создал близнецовый метод, но и с воодушевлением использовал и приспосабливал любой метод для того, чтобы определить пределы генетического влияния. Он применял, например, психологические опросники и самоанализ, который давал возможность проникнуть в субъективные процессы мышления и показать их сходство у генетически связанных индивидуумов, а также анализировал корреляции некоторых количественных показателей, таких как рост, у членов одной семьи. Считается, что сам Чарльз Дарвин положил начало возрастной психологии, сравнивая проявление эмоций у детенышей человека и животных. Например, кажется бессмысленным, когда ребенок выражает ярость, показывая зубы, если не знать, что это поведение досталось нам от диких предков. Такое изучение эмоционального и социального поведения привело к представлению о том, что развитие ребенка повторяет биологическую эволюцию, приведшую к возникновению человека. Дж. Стенли Холл, один из корифеев возрастной психологии, твердо верил, что в играх детей воспроизводятся действия наших культурных и расовых предков. Детская возня и бой понарошку представляют собой остатки поведения, наблюдаемого у животных. Таким образом, развитие детской игры повторяет нашу эволюцию и в биологическом и в культурном смысле.
В начале двадцатого века учебники психологии, несомненно, отличались большой склонностью к биологическим объяснениям. Поведение разделялось на рефлексы (такие как сосание и поворот в направлении звука), инстинкты (такие как уклонение или бегство от опасных ситуаций, проявление социальных привязанностей посредством улыбок, прикосновений и объятий) и привычки, приобретенные или усвоенные в результате обучения. При механистическом подходе меньше всего места уделялось приобретенному поведению, и биологическую основу пытались найти даже в самых сложных навыках. Например, культурные обычаи и традиции были разложены на простые рефлексы и инстинкты, побуждающие живые существа объединяться с себе подобными. За десять лет набралось столько рефлексов и инстинктов, объясняющих процесс развития, что трудно было объять все это умом. Казалось, природа объясняет слишком много.
Когда примерно во время первой мировой войны появилась книга Джона Уотсона "Бихевиоризм", американская психология уже готова перейти на позиции прагматизма, что означало объективное вычленение средовых влияний для последующего их изменения. И все же с множеством рефлексов и инстинктов мало что можно было сделать. Дж. Уотсон считал, что эксперименты И. П. Павлова по выработке условных рефлексов это путь к познанию того, как живые организмы обучаются под воздействием среды. Точно так же развивается и ребенок, обучаясь он то поощряет себя или наказывает, формируясь таким образом в желаемом направлении. Выработка привычек стала обычным делом; это видно из совета, который Дж. Уотсон дает родителям в книге "Психологическое воспитание младенцев и детей": "Есть разумный способ обращения с детьми. Обращайтесь с ними так, будто они — маленькие взрослые. Погладьте их по голове, если они отлично выполнили трудное задание" [Psychological Care of Infant and Child, 1928]. Взгляды Уотсона отметали инстинкты, отводили наследственности второстепенную роль, касающуюся в основном рефлексов, и, по существу, отвергали биологическое созревание как основу и ведущий принцип развития. Радикальный энвайронментализм ("средовизм") Дж. Уотсона знаменовал такую же крайность в споре "природа или воспитание", как и позиция сторонников природы в предшествующие десятилетия. Новый всплеск поведенческого течения в психологии, хотя и не столь радикального в философском смысле, как уотсоновское, привел к методологическим измышлениям о возможности освободить, индивидуальный опыт человека от его природы: Бихевиоризм в своей наиболее наивной форме представлял развивающийся организм бесконечно податливым, способным формироваться под каким угодно влиянием.
С тех пор (и до недавнего времени) генетика для возрастной психологии была не более чем "запасным выходом". В учебниках признавалось, что наследственность вносит вклад в некоторые патологические состояния влияниям и может отвечать за одинаковые возрастные изменения, наблюдаемые у детей всего мира. Генетическим влияниям приписывали появление у ребенка двигательных навыков или же эмоциональную неустойчивость подростков, вызванную гормональными сдвигами. В дальнейшем в какой-то степени поняли, что существуют индивидуальные различия в темпах созревания, так что одни дети начинают ходить раньше, другие – позже, а трудности и бури переходного периода наступают у одних подростков рано, а у других – с задержкой. Однако большую часть очевидных индивидуальных различий в ходе развития объясняли влиянием среды. Если у ребенка отмечали или отставание социального или интеллектуального развития по сравнению с другими детьми, это пытались отнести за счет воздействия какого-то события в прошлом. Например, возрастание или снижение коэффициента интеллектуальности, выявленное при тестировании, объяснялось психологическим подъемом или спадом, вызванным внешними влияниями: изменением условий жизни, семейными событиями и т. п. Особенности среды изучали для того, чтобы связать с ними наблюдаемое разнообразие личностных качеств у детей, а также изменения в поведении и настроении у каждого конкретного ребенка. Если общительный ходунок-ползунок становился застенчивым и робким, причину нужно было искать в окружении ребенка (появление в семье младенца, родительские ссоры, отрыв от семьи и т.д.). Таким образом, колебания психики ребенка полностью объясняли обстановкой, и это создало "впечатление, что на людях, как сказал у Шекспира Яго, "играть легче, чем на трубе". Из этого следует, что в наилучших условиях каждый ребенок будет стабильно и ровно двигаться к каким-то оптимальным целям и что самые вредоносные отклонения от нормального развития можно значительно уменьшить или даже уничтожить полностью.
У возрастной психологии и генетики развития, конечно, различные научные задачи, но примерно десять лет тому назад профессор Ирвинг Готтсман, работающий теперь в университете Вирджинии, решил, что пришло время для их стыковки. В замечательной работе, опубликованной в сборнике материалов Миннесотского симпозиума по развитию ребенка [Gottesman, 1974], Готтсман отметил значительные успехи биологии развития и молекулярной биологии и связал их с исследованиями по генетике поведения человека. Основываясь на соисследованиях шизофрении, он показал, что линия жизни, в. особенности у близнецов, помогает оценить связь между генотипом и изменениями в поведении, предшествующими шизофрении. Готтсман отмечал, что предсказать шизофрению еще до появления первых симптомов можно только у детей, чьи родители — шизофреники, так как в этом случае вероятность заболевания очень высока. Шизофрения подвержена генной регуляции (и возникает в том случае, когда внешние факторы действуют в некоторые критические периоды жизни, Дети, имеющие предрасположенность к шизофрении, могут не заболеть, если не испытают тяжелых ударов судьбы. Другим же детям с сильно отягощенной наследственностью — для того, чтобы болезнь проявилась, достаточно даже небольшого толчка. Готтсман показал, что оценить генетический вклад в возрастные изменения можно, анализируя сопутствующие им внешние события. В своей работе он предложил сблизить две крайние точки зрения на роль среды и наследственности, но связи между ними все еще не сложились.
Согласно одному не устоявшемуся пока мнению, внешний облик современного человека и его поведение возникли в процессе эволюции как результат приспособления и естественного отбора. Выдающийся эмбриолог К. Г. Уоддингтон в книге «Стратегия генов» [Waddington, 1957] осмыслил эти приспособления с точки зрения системы, взаимоотношений между генетическими планами развития, их проявлением в характеристиках человека и влиянием среды. В модели Уоддинггона существенное значение имеет понятие устойчивых путей (линий) развития, которые придают происходящим изменениям стабильное направление. Эти пути называются «креодами»; термин имеет греческое происхождение и означает «необходимый путь». Модель подвижна и предполагает, что возрастные изменения предусмотрены генетическими планами и сами генетические планы могут быть реализованы только через эти изменения.
Планы развития, обусловленные генами, устанавливают и направление изменений, и конечное состояние. Устойчивость пути развития какой-либо характеристики определяется тем, насколько глубоко заложены креоды и насколько хорошо эта характеристика защищена от внешних воздействий, которые могут сбить ее с пути, а если это произошло, то может ли отклонение устраниться само собой. Так, развитие некоторых характеристик настолько сильно канализировано, что они достигают генетически запрограммированной цели почти при любых обстоятельствах.
Физическое развитие человека может быть примером такой жесткой генетической детерминированности. Внутриутробное физическое развитие начиная с зиготы подчиняется динамическому плану, в соответствии с которым почти все новорожденные имеют в основном одинаковые черты. Только разрушительные силы могут перекрыть канализированные пути, ведущие к нормальному формированию частей тела. Более того, после рождения ребенка его физическое развитие продолжает следовать определенной программе. Таким образом, генетическая предопределенность физического развития человека настолько глубоко заложена, что выраженная его задержка является признаком больших неполадок. Например, формирование в ходе эмбрионального развития двух рук, двух ног и пяти пальцев на каждой конечности жестко канализировано. И только очень сильный средовый фактор, действующий в период формирования конечностей, может отклонить линию их развития от генетически заданного направления. Одним из таких повреждающих факторов был лекарственный препарат талидомид, который вызывал аномалии развития рук, ног и пальцев у детей, если их матери принимали его в первом триместре беременности. Многие женщины пользовались этим лекарством как успокаивающим, прежде чем стало известно его вредное действие, и в результате на свет появилось немало младенцев с уродливыми или недостающими конечностями.
Но как насчет системы, определяющей развитие поведения человека? Теория Уоддингтона, объединяющая генетические и средовые воздействия на внутриутробное физическое развитие, может оказаться полезной для понимания того, как работает эта система. Можно представить себе, что формирование поведения также канализировано. Этот процесс развертывается сразу после зачатия, так что некоторые элементы поведения налицо уже в момент рождения. Почти все новорожденные, например, имеют одинаковый набор рефлексов: поисковый, сосательный, хватательный и др. В течение первого года жизни у большинства младенцев появляются другие успехи в поведении — сидение, ходьба, начало речи и социальные привязанности, причем настолько закономерно, что наличие канализированных путей развития этих навыков не вызывает сомнения.
Тем не менее нет оснований полагать, будто для каждого признака человека существует единственный канализированный путь, заданный одним или несколькими генами. Маловероятно, например, что есть специальный ген, тем более общий для всех людей, отвечающий за форму и размер рук, осанку, походку или речь. Более правдоподобно, что проявление каждой поведенческой и каждой физической характеристики обусловлено многими генами, а следовательно, и пути, по которым идет развитие, разнообразны и сложны, и каждый из них имеет свое движение, организацию и направляющую силу. С этой точки зрения, в основе изменений, происходящих в процессе развития, лежит множество генов, управляемых другими (регуляторными)генами. Поэтому, хотя общая схема развития может быть у всех людей по существу одинаковой, в ходе него возникает немалое разнообразие физических и поведенческих характеристик. При внимательном изучении любой пары новорожденных сразу видно, что они не совсем похожи. Несмотря на общность внешних черт и поведения — видовых призна¬ков человека, существуют индивидуальные различия в цвете, строении и количестве волос, в размере и форме ушей и пальцев, в мимике, в характере плача и сна, в раздражительности. Если же снова посмотреть на этих детей через неделю, месяц или год, то индивидуальные различия станут еще более заметными. Ребенок А начал улыбаться на неделю раньше, чем ребенок Б; ребенок Б более ловко удерживает предметы, чем ребенок В и т.д. В сущности, с возрастом различия только усиливаются.
Излишне говорить, что с точки зрения строгих энвайронменталистов появление различий в поведении детей вызвано разными впечатлениями. Одни дети начинают улыбаться раньше потому, что родители больше общаются с ними, другие становятся более замкнутыми и стеснительными, потому что родители их слишком оберегают, у третьих богаче словарный запас, так как родители постоянно разговаривают с ними. Такой подход почти полностью игнорирует вероятность генетических влияний на различия в поведении детей. Однако изучение развития близнецов смягчило столь строгое мнение.
Близнецовый метод стал общепринятым, потому что он позволяет оценить, в какой степени любая характеристика человека предопределена генетически. Поскольку пара идентичных близнецов возникает из одной оплодотворенной яйцеклетки, которая делится на самой ранней стадии беременности, и оба развивающихся близнеца имеют один и тот же набор генов, любые различия между ними должны быть вызваны негенетическими, или средовыми, факторами. Пара разнояйцевых близнецов развивается из двух оплодотворенных яйцеклеток, и у них в среднем только половина общих генов, как и у обычных братьев и сестер, с той лишь разницей, что первые рождаются одновременно и живут в одинаковых условиях. Поэтому различия между разнояйцевыми близнецами определяются и генотипом, и средой. Близнецовый метод основан на сравнении степени сходства какого-либо признака у однояйцевых и разнояйцевых пар с помощью статистического анализа. По характеристикам, сильно предопределенным генетически, таким как рост, сходство однояйцевых пар будет практически полным (коэффициент корреляции равен или близок к единице), а у разнояйцевых пар степень сходства должна составлять примерно половину этого значения. Близнецовый метод позволяет оценить генетические и средовые влияния на любую измеряемую характеристику. Более того, если исследуемые характеристики каким-то образом изменяются, статистический анализ можно расширить, определяя подобие этих изменений у одно- и разнояйцевых близнецов.
В 70-е годы профессор Рональд Уилсон изучал развитие поведения в рамках Луисвилльскои программы исследования близнецов. Тестируя большие выборки одно- и разнояйцевых близнецов наилучшими из доступных методов, он получил целый ряд оценок умственного развития детей в первые шесть лет их жизни. Когда близнецы были совсем маленькими, их обследовали с трехмесячными интервалами, на втором и третьем году — через шесть месяцев, а после трех лет — ежегодно. В результате за период, когда происходят наиболее бурные изменения во всех системах организма, было получено одиннадцать оценок умственного развития близнецов. Анализ динамики этих оценок показал, что умственное развитие прогрессировало устойчиво, но нe равномерно. Иногда наблюдались периоды подъема и спада оценок (соответствующие ускорению и задержке развития. В силу этого положение каждого ребенка относительно других с возрастом менялось. Какой-либо близнец в одном возрасте мог быть среди лучших по оценкам а потом скатиться на более низкий уровень. И наоборот, близнецы с низкими оценками могли в другом возрасте занять более высокое положение. Такая перестановка во времени подтвердила хорошо известное положение о том, что умственные способности в раннем детстве нестабильны. Или, другими словами, оценки интеллекта у маленьких детей могут значительно колебаться с возрастом.
Р.Уилсон считал, что эта скачкообразность умственного развития индивидуума аналогична той, что характеризует индивидуальную скорость роста у детей. Некоторые дети в какой-то период могут расти быстрее, а в другой — медленнее. С точки зрения генетики развития, индивидуальные кривые роста детей отражают действие гипотетических систем генов, настроенных так, чтобы начать функционировать в одном возрасте и прекратить — в другом. У генетически сходных индивидов можно обнаружить очень похожие кривые роста, а пары однояйцевых близнецов демонсгрируют точное соответствие. Так как у однояйцевых близнецов генотипы идентичны, ускорение роста у одного близнеца должно совпадать с ускорением роста другого, рост же разнояйцевых близнецов должен быть менее синхронным. И действительно, сравнение изменений роста, веса, цвета волос и глаз у одно- и разнояйцевых близнецов от младенчества до шести лет, проведенное в рамках Луисвилльской программы исследования близнецов, показало, что динамика этих признаков генетически детерминирована. Следовательно, генотип жестко, управляет физическим развитием.
Взяв в качестве образца развитие физических признаков, Р. Уилсон затем сравнил градиенты умственного развития в парах однояйцевых и разнояйцевых близнецов. К великому удивлению, результат оказался тот же. Возрастные ускорения и задержки умственного развития у однояицевых близнёцов были синхронизированы лучше, чему разнояйцевых. Синхронизация умственного развития не была так же ярко выражена, как синхронизация физического развития, тем не менее генетическое влияние оказалось достоверным. На самом деле динамика умственного развития у однояйцевых близнецов была настолько близкой, что по оценкам в тестах интеллекта одного близнеца из пары можно было с высокой точностью предсказать оценки другого близнеца.
Для дальнейшей демонстрации того, что развитие идентичных близнецов идет по одному образцу, подбирали такие пары, в которых один из близнецов по своему умственному развитию отставал от другого (вследствие низкого веса при рождении, заболевания или по какой-либо другой очевидной негенетической причине). Наблюдение таких пар привело к заключению, что пути развития обладают способностью к самокоррекции. Это отчетливо показано на примере умственного развития десяти пар идентичных близнецов, один из которых весил при рождении меньше четырех фунтов (1814 г), а другой был примерно на два фунта (907 г) тяжелее. Маловесные, менее зрелые близнецы составляли группу риска по задержке развития, и действительно, в первые три года жизни их коэффициент интеллектуальности был значительно ниже, чем у более крупных близнецов из пары. Но в среднем к шестилетнему возрасту разница между близнецами по этому показателю практически полностью г исчезла.
Следовательно, канализированные пути умственного развития подтянули отстающих близнецов до уровня своей пары.
Результаты долгосрочных наблюдений были сильно ограничены выбранными показателями умственного и физического развития. Совершенно очевидно, что вне поля зрения остались эмоциональные и социальные характеристики — гораздо более сложные показатели развития ребенка. Тем не менее, по крайней мере, три из них — эмоциональность, активность и внимание — были изучены профессорами Адамом Матени и Рональдом Уилсоном (Луисвилльское исследование близнецов) при наблюдении за развитием темперамента детей, которых обследовали в течение периода раннего детства каждые шесть месяцев. Для этого в лабораторных условиях определяли реакции близнецов на незнакомых людей, их действия во время активной и более спокойной игры в присутствии родителя и без него. Наблюдения длились не более часа, но их записывали на видеопленку, чтобы впоследствии можно было подробно проанализировать проявления темперамента ребенка. Лабораторные наблюдения дополнялись данными родительских опросников, которые позволяют получить сведения о поведении детей в каждодневных ситуациях, недоступные профессиональным наблюдателям. Оказалось, что эмоциональное поведение, показатели активности и внимания в любом возрасте были более сходными у однояйцевых близнецов, чем у разнояйцевых. Так, например, если один из одно¬яйцевых близнецов был легким в обращении, живо реагировал на окружающее и радостно занимался с игрушками, то темперамент другого близнеца с большой вероятностью тоже подходил под это описание. Разнояй¬цевые близнецы не так хорошо соответствовали друг другу. Кроме того, темперамент близнецов обычно менялся с возрастом. Послушный, добродушный годовичок мог спустя шесть месяцев превратиться в трудного ребенка, что было видно и из лабораторных наблюдений, и из родительских ответов. В таких случаях возрастные изменения у однояйцевых близнецов были более синхронны, чём у разнояйцевых.
Подобные результаты получил профессор Роберт Пломин, работающий сейчас в Пенсильванском университете. Он провел два больших исследования: в одном наблюдались в домашней обстановке близнецы, в другом — усыновленные и родные дети, воспитанные в одной семье. Р. Пломин обнаружил, что у однояйцевых близнецов по сравнению с разнояйцевыми было больше сходства во времени появления застенчивости по отношению к незнакомым и в возрастных изменениях этой характеристики. Развитие интеллекта и личности у генетически родственных детей было более сходным, чем у приемных, воспитанных в одной семье. Таким образом, степень генетического родства определяет не только сходство в поведении детей, но и параллелизм возрастных изменений.
Следует понимать, что темперамент и личностные черты маленьких детей — не конечная цель развития поведенческих характеристик, так же как рост, вес и другие показатели детей — не конечная цель физического развития. Возрастные изменения замедляются, и многие характеристики становятся стабильными только тогда, когда человек повзрослеет. В сущности, если мы хотим проследить психическое развитие от зачатков темперамента у младенца до изобилующей сложностями личности взрослого, мы должны рассматривать взрослого как конечную цель развития. Поэтому, если бы мы нашли оказательства влияния наследственности на личность взрослых близнецов, это означало бы, что генетический контроль действует и в процессе развития.
Известно множество работ, в которых изучались черты личности взрослых близнецов с помощью специальных опросников. Уникальным исследованием взрослых однояйцевых близнецов, воспитанных врозь, руководит профессор Томас Бушар в университете Миннесоты. Т. Бушар и его сотрудники обнаружили большое сходство в проявлениях положительных и отрицательных эмоций, а также в склонности либо к осмотрительности, либо к импульсивности. Эти определяющие личность взрослого свойства поразительно похожи на зачатки эмоциональности и застенчивости, выявленные при наблюдении детей. Оказывается, что в основе этих качеств также лежит внутренняя предрасположенность. Хотя по результатам детской, а в особенности младенческой, "личности" трудно предсказать личность взрослого, индивидуальные пути развития личности, вероятно, до некоторой степени управляются генетическими влияниями. На первый взгляд это развитие кажется неровным, зависящим от причуд среды, но лежащий в его основе план, может быть, более упорядочен. Результаты Луисвилльского исследования близнецов указывают на то, что такой порядок действительно существует.
Накапливающиеся данные должны заставить нас расширить свои взгляды на развитие ребенка, принимая во внимание биологическую основу изменений в поведении. Это не означает, что надо полностью отвергнуть роль среды, так как даже у однояйцевых близнецов поведение не во всем и не всегда похоже. Тем не менее теоретическое значение необычного сходства близнецов в течение их жизни, несомненно, велико.