В период раннего принципата основным процессом в общественно-политической жизни Римского государства можно считать утверждение единовластного правления и стремительное развитие императорского культа. Процессы подобного рода нередки в мировой истории и вполне объяснимы с точки зрения психологии масс. Август, первый римский император, являет собой классический пример харизматического вождя, описанный в исследованиях по коллективной психологии Г. Лебоном, Г. Тардом, С. Москвичи, В.М. Бехтеревым и др. Императорский же культ призван был играть в Римском государстве роль идеи, сплачивающей общество. Исторический опыт показывает, что к такого рода идеям народные массы часто бывают очень восприимчивы. На пользу приобретения общих идей или верований указывается в литературе самого разного рода: тот факт, что чем выше идейная сплоченность общества, тем сильнее государство - не вызывает сомнения.

Римляне, как представляется, искренне желали видеть в своем первом императоре не только мудрого, справедливого правителя, но и некую сверхъестественную силу. Почтение и благоговение, с которым относились сограждане к Августу, распространялось также и на членов его семьи. Можно сказать, что именно здесь берёт свои корни культ династии. Однако на ход исторического процесса неизбежно оказывают влияние субъективные факторы. Римская история преподносит нам любопытный пример того, как чисто семейные проблемы императора обернулись драмой, которая взволновала не одно поколение римлян, и наложила отпечаток на общественные настроения на много лет вперед. Последствия событий, о которых пойдет речь ниже, давали о себе знать до самого конца правления династии Юлиев-Клавдиев, в особенно же сложном и двусмысленном положении оказался Тиберий.

Начало драме было положено тогда, когда Август, имея дочь Юлию от брака со Скрибонией, вступил в брак с Ливией, у которой был сын Тиберий от Клавдия Нерона. Второй сын Ливии, Друз, родился спустя три месяца. Официально считалось, что Друз, как и Тиберий, был сыном Клавдия Нерона, однако в народе ходили слухи, что настоящим отцом Друза был Август. От внимания сограждан не могло ускользнуть, что к младшему сыну Ливии император питал более теплое чувство, чем к старшему. Все понимали также и то, что отцовская любовь Августа не может не повлиять на его династические планы. Последние все более отчетливо вырисовывались по мере того, как подрастали и обзаводились собственными семьями младшие члены императорского дома. Внимание Августа было обращено главным образом на семейство Юлии, не был им обделен также и Друз. Тиберию же оставалось довольствоваться второстепенной ролью.

Важно обратить внимание на то обстоятельство, что римляне, будучи искренне преданными своему императору, хорошо улавливали движения его души и склонны были в полной мере разделять его чувства. Именно здесь, как представляется, берет свое начало та антипатия, которую сограждане всегда испытывали к Тиберию. В то время как Друз и его супруга Антония, сыновья Юлии Гай и Луций становились народными любимцами, да и сама Юлия, не смотря на далеко не целомудренный образ жизни, была симпатична согражданам, отношение к Тиберию было подозрительно-настороженным и неприязненным. В сердцах римлян этот человек занимал такое же второстепенное положение, как и в доме императора.

Тиберий и его мать Ливия, со своей стороны, должны были предпринимать попытки к тому, чтобы исправить положение. Одной из таких попыток можно считать удаление Тиберия на Родос. Результаты других римляне склонны были усматривать в подозрительной череде несчастий, обрушивающихся на род Юлиев одно за другим. Внезапная смерть первого мужа Юлии, Клавдия Марцелла, затем второго мужа - Агриппы, гибель молодых Гая и Луция Цезарей, скандалы вокруг обеих Юлий, дочери и внучки Августа - все это вызывало в народе множество слухов и толков. Сограждане искренне оплакивали своих любимцев, всей душой сочувствовали Августу, и со все возрастающим подозрением смотрели в сторону Ливии и Тиберия. Хотя в каждом конкретном случае практически невозможно что-либо доказать, но так или иначе, к концу правления Августа умерли все, в ком он мог видеть потенциальных преемников. И как бы само собой вышло так, что принять бразды правления оказалось некому, кроме Тиберия.

Можно предположить, что к тому времени в римском обществе уже сформировалась психологическая установка на неприятие этого человека и утвердился отрицательный стереотип его восприятия. Пасынок Августа выглядел в глазах сограждан как злодей, лицемер и притворщик, нечестным путем завладевший верховной властью.

В то же время всю свою любовь римский народ обратил на семейство Друза, погибшего младшего брата Тиберия. Особой популярностью пользовался старший сын Друза - Германик, карьере которого в значительной степени способствовал сам Август. Именно Германика римляне склонны были считать главным врагом и конкурентом Тиберия, хотя ни сам Германик, ни Тиберий старались не давать для этого повода. Когда Германик скончался, никто не сомневался в том, что его погубил коварный принцепс. Обвинения против Тиберия базировались в данном случае не столько на фактах, сколько на эмоциях, на сильной антипатии к нему и на желании римлян считать его преступником.

Семейство же Германика, продолжавшее род Юлиев (супруга Германика, Агриппина, была родной внучкой Августа), сограждане считали теперь жертвой происков Тиберия и обратили сочувственные взоры на Агриппину и ее детей. Эти события и связанный с ними резонанс, как представляется, во многом предопределили отношения римлян к последующим принцепсам династии Юлиев-Клавдиев: популярность сумасбродно-жестокого Калигулы (сына Германика) и особые надежды, возлагаемые на Нерона (внука Германика).

Тиберия всю жизнь преследовали подозрения, упреки и откровенная ненависть со стороны народа. Психологический настрой общества против него был настолько силен, что все, что бы он ни делал, казалось плохо. Заметим, что когда Тиберий заботился о снабжении Рима продовольствием, ремонтировал общественные сооружения, наделял средствами обедневших сенаторов, оплачивал долги несостоятельных должников - это все воспринималось, как прямая обязанность императора, поэтому не встречало никакой благодарности. В то же время в его словах и поступках римляне склонны были усматривать двусмысленность, лицемерие и тайные замыслы.

Можно предположить, что при данном положении дел Тиберий считал необходимым прежде всего оправдать себя перед народом, доказать свою непричастность ко всем бедам Юлиев, убедить сограждан в том, что он, Тиберий, никогда не стремился к власти. Именно по этому, как представляется, Тиберий вел себя намного скромнее и нерешительнее, чем подобало бы принцепсу. Принять верховную власть новый император медлил до тех пор, пока это не вызвало раздражения; он запретил приносить присягу на верность своим делам, праздновать свой день рождения и всячески препятствовал распространению обрядности, связанной с его собственным культом. Заметим, что многие из этих поступков выглядят безупречно с точки зрения нравственности, и казалось бы, должны были хотя бы в некоторой степени расположить народ к Тиберию. Этого, однако, не произошло. Дело в том, что у ситуации была и другая сторона.

За четыре десятилетия правления Августа римляне привыкли воспринимать своего императора не только как личность, и даже не только как высшее должностное лицо, но и как своего рода символ, олицетворение мощи и величия государства. Роль римского императора требовала от того, кто ее исполнял, решительности и твердости, умения действовать эффектно и благородно, он ни в коем случае не должен был бояться народа, напротив, одним своим внешним видом должен был внушать трепет. Именно таким желали видеть римляне своего императора, окажись на его месте хоть Тиберий. Последний же, как представляется, был к этой роли морально не готов. Оказавшись во главе империи вопреки воле народа, запуганный подозрениями на свой счет и озабоченный своей личной непопулярностью, этот человек не мог правильно сыграть роль римского императора. Именно по этому Тиберий постоянно попадает в такие ситуации, когда не может дать согражданам того, что от него ждут. Так, например, во время мятежа паннонских и рейнских легионов, все ждали, что сам император явится к восставшим и устрашит их одним своим видом. Тиберий же, не решившись на это сам, отправил вместо себя сына, что вызвало в народе недовольство и нарекания.

Важно также отметить, что церемонии, ритуалы и праздничные действа, связанные с императорским культом, следует рассматривать не только как выражение любви и благодарности лично принцепсу. Как было отмечено вначале, культ императора играл для римлян роль идеи, которая объединяет людей и сплачивает таким образом общество. Для поддержания этой идеи такие символические действа, как празднования дня рождения императора, принесение ему присяги на верность и т.п. были просто необходимы. Говоря о подобного рода праздничных и культовых действах, необходимо также иметь в виду их огромное эмоционально-психологическое воздействие: люди, как правило, участвуют в них с удовольствием, одновременно все глубже проникаясь идеей, которая их сплачивает. Поэтому римляне, даже не испытывая особой любви лично к Тиберию, стремились сберечь установленные при Августе обряды и церемонии. Тиберий же своей нерешительностью поколебал уже прижившиеся традиции и в итоге был в очередной раз не понят.

Таким образом, мы видим, что Тиберий, в силу ряда обстоятельств, начало которым было положено семейной драмой, оказался не в состоянии правильно сыграть ту роль, которую отвела ему история. Persona non grata в роли символа мощи и величия государства - ситуация действительно парадоксальная.