Джон Сёрл. Сознание: Psychology OnLine.Net

Джон Сёрл. Сознание

Джон Сёрл. Сознание
Добавлено
17.06.2008 (Правка )

Краткое содержание

Вплоть до последних пор большинство нейробиологов не рассматривали сознание в качестве соответствующего предмета исследования. Их нежелание основывалось на определенной философской ошибке, главным образом на ошибке противопоставления, согласно которой субъективный характер самого сознания оставлял его вне пределов досягаемости объективной науки. Но однажды удалось увидеть, что сознание представляет собой чисто биологический феномен, подобный ряду других жизненных функций, следовательно он может быть исследован и нейробиологическими средствами. Сознание внутренне обусловлено нейробиологическими процессами и совершается в пределах мозговой структуры. Существенной особенностью сознания, нуждающейся в научном объяснении, следует назвать качественную цельность субъективизма. Сознание таким образом отличается от других жизненных функций, что оно наделено субъективностью или исконно-личностной онтологией, но эта субъективная онтология не воспрещает нам создать некоторую эпистемологически объективную науку о сознании. Нам нужно преодолеть влияние философской традиции, рассматривающей духовное и физическое на положении двух особых философских категорий. Два общих решения вопроса способности сознания требуют создания модели строительных блоков, в соответствии с которой любая среда ощущения воссоединена из некоторого числа своих особенных частей, и модели однородной среды сознания, в соответствии с которой мы можем пытаться объяснять целостный характер субъективности сознания. Здесь мы и обратимся к обсуждению упомянутых двух общих решений, равно как и причин, что позволяют нам предпочесть теорию именно целостной среды перед теорией строительных блоков. Ряд важных проблем изучения сознания отражены в исследовании зрячей слепоты, экспериментов в области функций отдельных участков мозга, бинокулярной состязательности и целенаправленной (gestalt) коммутации.

I. Непризнание проблемы

Приблизительно два десятилетия назад нейробиологи, философы, психологи, исследователи мышления довольно слабо интересовались общим решением проблемы сознания. Причины ненахождения существа в данной проблеме в разных дисциплинах были различны. Философы обращались к анализу языка, психологи разделяли убеждение в том, что научная психология должна быть наукой о поведении в целом, исследования мышления были нацелены на поиск в мозгу подобия компьютерных программ, что, как считалось, поможет объяснить и феномен познания. Особенно озадачивало то, что нейробиологи вообще отказывались обсуждать проблему сознания, что противоречило очевидному предназначению главной функции мозга - образованию и сохранению сознательных состояний. Ведь изучение мозга вне изучения проблемы сознания подобно, например, изучению желудка без изучения процесса пищеварения или изучению генетики без изучения механизма наследственности. И когда я первый проявил серьезный интерес к данной проблеме, и включился в дискуссию по ее теме со специалистами в области функций мозга, я обнаружил у большинства из них полное отсутствие интереса к проблеме.

Момент показанного непризнания объясняется довольно многими причинами, но все они главным образом сводятся к двум. Первое, многие нейробиологи чувствовали - и некоторые из них ощущают это и поныне - что феномен сознания не представляет собой подходящего предмета нейробиологического изучения. Традиционная наука о мозге могла изучать микроанатомию ячеек Пуркинье, или искать новые нейромедиаторы (нейротрансмиттеры), но сознание казалось ей столь иллюзорно-волшебным и трогательно-эмоциональным для того, чтобы представлять собой реальный предмет научного опыта. Другие ученые все же оставляли сознание в списке предметов исследования, но приводили вторую причину: "мы не готовы" к решению проблемы сознания. Может быть они здесь и правы, но я предполагаю, что многие ученые в начале 1950-ых годов думали, что наука еще не готова изучать проблему молекулярных основ жизни и наследственности. В этом они ошибались; и на такую постановку вопроса я отвечу тем, что искать решения любой поставленной проблеме все же куда лучше, поскольку решая мы увеличиваем сами шансы дать ей решение.

Конечно нам знакомы и знаменитые в начале двадцатого столетия исключения из всеобщего нежелания прикасаться к проблеме сознания, и о ценности работ названных ученых говорить не приходится. Я скажу здесь в особенности о работах Сэра Артура Шеррингтона, Роджера Сперри, и Сэра Джона Екклеса.

Вне всякой связи с взглядами двадцатилетней давности, сейчас уже и среди серьезных ученых много тех, кто обращается к данной проблеме. Из нейробиологов упомяну ряд авторов книг о проблеме сознания - Коттерил (1998), Крик (1994), Дамасио (1999), Эдельман (1989, 1992), Фриман (1995), Газзанига (1988), Гринфилд (1995), Гобсон (1999), Либе (1993) и Вайскрантц (1997).

II. Сознание как предмет биологии

Что же в точности мы увидим в проблеме сознания в ее нейробиологической постановке? Сама собой ее предварительная формулировка заключается в следующем: Каков точный порядок формирования происходящими в мозгу процессами сознательных состояний и как правильно описать реализацию данных состояний в мозговых структурах? Пройдя стадию предварительной постановки проблема дальше естественно распадается на ряд куда меньших, но все еще масштабных проблем: Чем таким в точности является нейробиологическое соответствие сознательному состоянию (англ. аббревиатура - NCC) и которое же из подобных соответствий в действительности представляет собой порождающую причину продуктов сознания? Каковы принципы, в соответствии с которыми такие биологические феномены как нейронные возбуждения могут осведомлять нас о субъективных состояниях чувствительности или понимания? Как подобные принципы относятся к уже хорошо известным принципам биологии? Можно ли объяснить сознание с позиций имеющегося теоретического аппарата или нам необходим для такого объяснения ряд революционизирующих новых теоретических представлений? Может ли сознание быть локализовано в ряде отделов мозга или мозг представляет собой всеобщий феномен? Если конфигуративно мозг делится на свои подструктуры, то каковы они? Соотносятся ли они с особенными анатомическими признаками, такими как специфические типы нейронов, или они могут быть функционально объяснены посредством представления об адаптивности анатомического соотнесения? Каковы же научно обоснованные требования к объясняющей сознание теории? Служит ли предметом ее изучения уровень нейронов и синапсов, с чем соглашается большинство исследователей, или мы должны перейти на более высокий функциональный уровень, такой как нейронные карты (Эдельман 1989, 1992), или даже нейронные облака (Фриман 1995), или все эти уровни избыточно обобщены и нам следует углубиться ниже уровня нейронов и синапсов на уровень микротрубок (microtubules) (Пенроз 1994 и Гамерофф 1998а, 1998б)? Или нам следует куда более обобщенно представлять данную проблему в терминах преобразований Фурье и голографии (Прибрам 1976, 1991,1999)?

Как представляется, показанный узел проблем схож с любым другим таким же набором проблем в биологии или науке вообще. Сходным образом выглядят и проблемы, сопровождающие изучение микроорганизмов: Каково, в точности, действие их механизма инфицирования и как можно диагностировать заражение ими живого организма? Или он похож на одну из проблем генетической теории: Посредством какого в точности механизма генетическая структура зиготы воспроизводит черты зрелого организма? В конце концов я думаю, что правильный путь анализа проблемы сознания состоит в следующем: как чисто биологический механизм сознание подобно любой другой биологической функции, оно и есть биологическое явление с тем же самым смыслом, что и усвоение, рост либо фотосинтез. Но в отличие от ряда других проблем биологии здесь мы сталкиваемся с целым рядом философских проблем, которые окружают проблему сознания, и перед тем, как поставить цели некоторым задачам текущего исследования, я имею желание назвать и причины подобных проблем.

III.Выбор цели: формулировка определения сознания

Довольно часто слышишь разговор о том, что "сознание" безобразно трудно поддается определению. Но если мы рассуждаем об определении в обычном смысле слова, то здесь достаточно будет фиксации одной только цели исследования, в противоположность того сорта точному научному определению, что появляется только в завершении аналитической процедуры, отчего определяемое понятие и не представляется мне настолько уж тяжелым в его определении. Представлю здесь следующее определение: Сознание состоит из внутренних, качественных, субъективных состояний и процессов чувствительности или понимания. Сознание, в согласии с подобным определением, вступает в действие тогда, когда мы утром пробуждаемся от не содержащего сновидений сна, и продолжает работу до той поры, пока мы снова не засыпаем, умираем, входим в кому или иным каким-либо образом превращаемся в "бессознательных". Подобное состояние включает все то огромное разнообразие возможностей понимания, которым мы характеризуем нашу способность бодрствования. Оно включает в себя все формы как болевых ощущений, так и визуально различаемых образов, состояния повышенной возбудимости или депрессии, разгадываний кроссвордов, обдумываний шахматных партий, попыток запомнить телефон тетушки, политических взглядов или наших ожиданий в какой-либо другой сфере. Иллюзии согласно данному определению также представляются элементом сознания, хотя зачастую они существуют как то иное, что во многих отношениях не подобно функциональной конкретности бодрствующего сознания.

Данное определение не служит, однако, всеобщим эквивалентом и слово "сознание" может обозначать и условности совершенно иного семантического качества. Ряд авторов прилагают данное слово только к феномену самостоятельного сознания, то есть только к тому средству, которым располагают одни люди и некоторые приматы. Некоторые прилагают его только к тем второго рода ментальным состояниям, что налагаются на другие ментальные состояния; в соответствии с их определением боль нельзя назвать сознательным состоянием, но огорчение, вызванное болью, будет являться таковым. Некоторые понимают "сознание" лишь экзистенциально, связывая с ним любые формы сложного разумного поведения. Это слово, к сожалению, остается открытым для всякого, кто пожелает придать ему какой-либо смысл, и потому мы и вынуждены переопределить сознание как чисто технический термин. Тем не менее, мы позволим себе сказать о подлинном в обычном смысле явлении сознания, однако нам предстоит еще его определить; именно он представляет собой тот самый феномен, что я теперь пытаюсь идентифицировать, поскольку уверен в том, что только он мог бы послужить надлежащей целью исследования.

Сознание наделено своими характерными особенностями, которые мы и надеемся объяснить. Поскольку я полагаю, что ряд, но не все, проблем сознания разъясняет нейробиология, то их, следовательно, может отразить накладная нейробиологического счета на требующее объяснение сознание.

IV. Существенные свойства сознания: комбинация качественности, субъективности и единства

Три аспекта отличают сознание от любых других биологических феноменов, несомненно выделяя его из массы остальных феноменов природы. Подобными аспектами оказываются качественность, субъективность и единство. Я обыкновенно думал, что в исследовательских целях можно было бы обращаться с ними как с тремя самостоятельными особенностями, но в силу того, что они логически перекрываются, теперь я думаю, что лучше было бы анализировать их совместно, представив как различные аспекты одного и того же существования. Они неразделимы, потому что первое подразумевает второе, и второе подразумевает третье. Теперь я буду обсуждать их по порядку.

Качественность

Каждое сознательное состояние особенно определенным качественным подходом к нему, что мы очевидно обнаружим своим анализом ряда примеров. Опыт дегустации пива довольно сильно отличается от прослушивания Девятой симфонии Бетховена и оба они существенно качественно отличаются от вдыхания запаха розы и созерцания заката. Примеры наглядно показывают различие качественных характеристик, принадлежащим этим видам сознательного опыта. Один способ отражения данного положения состоит в утверждении о том, что каждый вид сознательного опыта это есть нечто, что ощущает подобным образом, или еще что-то такое, что управляет процедурой этого сознательного опыта. Эрнст Нагель (1974) еще два десятилетия назад выразил подобную точку зрения, указывая, что если бы летучие мыши обладали сознанием, то тогда существует нечто, что "как подобие" должно бы представлять из себя летучую мышь. Именно это отличает сознание от иных элементов мира потому, что, в данном смысле, для не обладающих сознанием автомобиля либо кирпича не существует такого, что бы представляло их "как подобие". Ряд философов обозначили эту особенность сознания понятием квалия (рус. эквивалент - "которость") и настаивали на выделении особой "проблемы квалии". Я отказываюсь принять предложенный ими подход именно потому, что он, как представляется, подразумевает, что должны существовать две отдельные проблемы, проблема сознания и проблема квалии. Но как я понимаю термин "квалия", он вполне бы мог играть роль нестрогого обозначения сознательных состояний. Поскольку "сознание" и "квалия" сосуществуют, именно это и предполагает, что во введении специального термина нет здесь никакой необходимости. Некоторые предполагали, что квалия характерна именно лишь актам восприятия, подобным цветовому зрению или болевому ощущению, но она никак не может качественно характеризовать мышление. Как я понимаю этот термин, такие решения неверны. Даже мыслительные акты оказались наделены своим качественным подобием. Существует нечто, что подобно мысли о том, что два плюс два равняется четырем. Нет никакого способа описать это, кроме как сказать, что оно и есть сознательное существо мышления "два плюс два равно четырем". Но если вы полагаете, что мышление не обладает никаким качественным существом, то вы попытайтесь подумать то же самое на языке, который вы хорошо не знаете. Если я подумаю на французском, что "deux et deux fait quatre", то я увижу как изменятся мои ощущения. Или можно задуматься о чем-то более сложном, о том, что "два плюс два равняется ста восьмидесяти семи". Здесь, я думаю, вы согласитесь, что все же мысли, текущие в сознании, наделены различным существом. Однако применяемый определитель всегда следует делать тривиальным; то есть, в самом ли деле возникающие в сознании мысли будут квалией, должно вытекать из нашего определения квалии. Раз я использую данное понятие, то отсюда следует, что мысль и есть квалия.

Субъективность

Сознательные состояния существуют лишь в случаях их вызова либо человеческим либо животным субъектом. В подобном смысле в принципиальном плане они должны быть определены как субъективные.

Обычно я понимал субъективность и качественность как отдельные условия, но как я представляю себе теперь, должное их понимание состоит в том, что качественность подразумевает субъективность, поскольку для того, чтобы нечто могло стать действительно качественным чувством, должен найтись субъект, который мог бы испытать его. Если не существует субъективности, то не существует и испытания. Даже если испытания некоторого феномена осуществлены более чем одним субъектом, скажем два человека слушают тот же самый концерт, все равно, качественное испытание существует лишь как испытанное некоторым субъектом или субъектами. И если даже разные выражаемые переживания окажутся качественно идентичными и будут экземплифицировать один и тот же тип, тем не менее каждое выражаемое переживание может существовать если имеется высказывающий его субъект. Поскольку сознательные состояния явились в подобном смысле субъективными, они обладают тем, что я бы назвал исходно-персональной (first-person) онтологией, противоположной третично-персональной онтологии гор и молекул, которые могут существовать даже если не существует никаких живых существ. Субъективные сознательные состояния наделены исходно-персональной онтологией (здесь имя "онтология" использовано в значении способа существования), поскольку они могут существовать только притом, что они как переживание принадлежат некоему человеку или животному. Они переживаются некоторым "Я", которое и владеет подобным переживанием, и в таком смысле они определены их принадлежностью к исходно-персональной онтологии.

Единство

Все сознательные переживания как произвольная указываемая позиция в жизни их обладателя представляются частью одной общей среды сознания. Если я сидя за своим столом выглядываю в окно, я не только вижу небесную высь и прячущийся внизу ручей, окруженный деревьями, но и то же время чувствую как мое тело вдавливается в стул, рубашка липнет к спине, и вкус выпитого кофе остается во рту, и все это, вероятно, я представляю как части однородной общей сферы сознания. Подобное единство всякого из состояний качественной субъективности порождает важные последствия для научного изучения сознания. О них я поговорю чуть подробнее позже. Сейчас я только желал бы привлечь внимание к факту, что подобное единство уже подразумевалось субъективностью и качественностью по следующим причинам: если бы вы попробовали бы вообразить, что мое сознательное состояние нарушено в 17 частях, под этим вы не подразумеваете не однородный сознательный объект с 17-ю различными сознательными состояниями, но скорее всего 17 различных узлов сознания. Сознательное состояние, короче говоря, объединено по определению, и условие подобного единства должно следовать из субъективности и качественности, поскольку не существует никакого другого пути обладать субъективностью и качественностью, кроме как с помощью такой особой формы единства.

Существуют два направления современных исследований, которые особо подчеркивают проблему единства. Во-первых, это исследование больных с расколом (split-brain) мозга Газзингой (1998), и им же вместе с соавторами (Газзинга, Боген и Сперри 1962, 1963), и второе, изучение рядом современных исследователей проблем связывания. Польза изучения больных с расколом мозга та, одна и для анатомических и поведенческих доказательств, что оно помогло обрести представление, что подобные больные наделены двумя центрами сознания, которые в результате комиссуротомии неидеально сообщаются друг с другом. Они, как представляется, обладают, если можно так сказать, двумя сознающими умами внутри одного черепа. Научная польза проблемы связывания в том, что она предоставляет нам микросреду для изучения природы сознания, потому что так же, как и визуальная система, связывающая все различные стимулирующие входы в однородный единый визуальный объект восприятия, так и весь мозг так или иначе объединяет разнообразие различных наших стимулирующих входов в однородный объединенный опыт сознания. Ряд исследователей изучали значение синхронизирующих тактов нейронов в диапазоне 40 Гц, чтобы объяснить способность различных систем восприятия связывать различные стимулы анатомически разных нейронов в порядок однородного опыта восприятия. (Ллинас 1990, Ллинас и Пар 1991, Ллинас и Рибар 1993, Ллинас и Рибар,1992, Зингер 1993, 1995, Зингер и Грей, 1995) Например в случае зрения анатомически отдельные нейроны, специализированные под такие вещи как строка, угол и цвет вместе образуют однородное, единое сознательное зрительное представление объекта. Крик (1994) распространил тезис проблемы связывания на общую гипотезу NCC. Он выдвинул гипотетическое предположение о том, что NCC состоит из синхронизирующих тактов нейронов в диапазоне 40 Гц в различных подсетях ложекорковой (thalamocortical) системы, особенно в связях между таламусом и шестым и четвертым уровнями коры.

Подобного рода нестойкую интеграцию следует различать от той организованной последовательности операций сознания, что вносится нами в краткосрочную или графическую память. Для непатологических форм сознания по крайней мере ряд видов памяти по существу служат тому, чтобы сознательные последовательности могли бы через некоторое время обрести организованный вид. Например, когда я произношу предложение, я должен запомнить его начало на период времени, когда буду уже формулировать его завершение, как раз для того, чтобы согласовать все высказывание в целом. Принимая во внимание, что нестойкое единство тоже существенно, нужно отметить, что оно служит частью сознательно определенного организованного единства на время, важное для выполнения жизненных функций сознающего организма, но оно совсем не необходимо для самого существования субъективности сознания.

Такая комбинационная особенность качественной, единообразной субъективности представляет собой существо сознания и она, более чем что-либо еще, делает сознание отличным от иных феноменов, изучаемых естественными науками. Данная проблема способна объяснить как же происходящие в мозгу процессы, объективные в качестве третично-персональных биологических, химических и физических процессов, воспроизводят субъективные состояния ощущений или размышлений. Как мозг проводит нас через перевал, если так можно выразить его действие, обращая события в синаптической расщелине и ионных каналах в сознательные мысли и чувства? Если вы всерьез намерены объяснить феномен подобной комбинации, то, я полагаю, вы должны будете провести различного рода исследования из числа тех, что на настоящий день обещают наилучший результат. Большинство нейробиологов идет путем, который я бы назвал методом строительных блоков: Определяется NCC для специфических элементов сферы сознания, таких как чувство цвета, и затем выстраивается завершающее поле выхода, состоящее из подобных строительных блоков. Другой метод, который я бы назвал принципом однородной сферы, это исследование проблемы, представляющей собой объяснение того, как же мозг воспроизводит однородную сферу субъективности. Метод однородной сферы не пользуется никакими конструктивными блоками, скорее он работает с модификациями всегда существующей среды качественной субъективности. О нем я скажу немного позже.

Ряд философов и нейробиологов предполагают, что никогда не удастся объяснить субъективность: нам никогда не объяснить почему теплая вещь ощущается теплой и красная вещь выглядит красной. Возразить же подобным скептикам можно куда как просто: мы знаем что такое случается. Мы знаем, что все наши внутренние качественные, субъективные мысли и чувства формируются процессами, происходящими в мозгу. Поскольку же мы знаем, что такое имеет место, мы и должны проанализировать, как это все формируется. Можно допустить, что нас может ожидать и неудача, но мы не должны говорить о невозможности такого решения прежде того, чем мы приступим к поискам.

Многие ученые и философы представляют, что субъективный характер самих сознательных состояний не предполагает какого-либо строгого порядка их описания. Для условий, спорят они, когда научные объяснения объективны, а определители сознания субъективны, и должно следовать, что научное объяснить сознание невозможно. Ошибочность подобного аргумента очевидна. Он построен на ошибочной неоднозначности понятий субъективное и объективное. Введем такую неоднозначность: Нам нужно различать две разных формы ощущения объективно-субъективного разграничения. В одном смысле, эпистемологическом смысле ("эпистемологический" здесь означает имеющий отношение к знанию) наука несомненно объективна. Ученые ведут поиск истин одинаково доступных для любого компетентного наблюдателя, таких, которые не зависят ни от чувств, ни от предпочтений рассматриваемых экспериментаторов. Примером эпистемологически объективного утверждения может служить фраза "Билл Клинтон весит 210 фунтов". Примером эпистемологически субъективного высказывания можно назвать мысль "Билл Клинтон является хорошим президентом". Первое высказывание объективно потому, что его правдивость либо ложность устанавливается посредством того, что не зависит от чувств и предпочтений исследователей. Второе субъективно потому, что такое значение не подлежит установлению. Но имеется и иной, отличный смысл объективно-субъективного разграничения, и он является онтологическим смыслом ("онтологическое" здесь означает имеющее отношение к существованию). Некоторые феномены, такие как боль, щекотка или зуд, наделены субъективной формой существования, в смысле того, что они существуют только как ощущаемые сознающим субъектом. Другие - горы, молекулы и тектонические плато - наделены объективной формой существования, в смысле того, что их существование не зависит ни от какого сознания. Условие, создавшее факт подобного различия, обращает внимание на то, что научно необходимая эпистемологическая объективность не устраняет онтологическую субъективность как особую область опыта. Вообще не существует никаких причин, по которым мы не могли бы построить объективную теорию боли, даже несмотря на то, что боли существуют лишь благодаря тому, что их кто-то может ощущать. Онтологическая субъективность чувства боли не устраняет эпистемологически объективную науку о боли. Хотя многие философы и нейробиологи и отказываются признать субъективность соответствующей областью научного анализа, фактически же они постоянно работают над подобной проблемой. Любой учебник неврологии содержит обширные материалы по этиологии и лечению таких онтологически субъективных состояний как боли и беспокойства.

V. Некоторые прочие особенности

Чтобы этот список был бы достаточно короток, ряд других особенностей сознания я обозначу только вкратце.

Особенность 2: Интенциональность

Самое важное, сознательные состояния обычно обладают "интенциональностью", тем качеством умственных состояний, посредством которого они направлены на или на тему объектов и отношений, существующих в мире. Философы употребляют слово "интенциональность" не только для обозначения в обычном смысле слова "подразумеваемого", но и вообще склонны обозначать им любые референтные умственные феномены. В соответствии с таким применением верования, надежды, опасения, желания и восприятия все являются интенциональными. Так если я верю, то я должен верить обязательно во что-то. Если я занят тем, что смотрю, мне обязательно должно казаться что я в действительности что-то наблюдаю. Но не все сознательные состояния интенциональны, и не каждая интенциональность представляет собой сознание; например, беспричинному беспокойству недостает интенциональности, и убеждение не покидает человека даже тогда, когда он не совсем осознает что происходит. Но я доверяю очевидности того положение, что множество существенных эволюционных функций сознания уже являются интенциональными: например животному присущи сознательные по своей природе чувства голода и жажды, оно вовлекается в сознательные по характеру восприятийные разделения, предпринимает сознательные намеренные поступки, и сознательно умеет отличать друзей и врагов. Все это представляет собой сознательные интенциональные феномены и все они играют существенную роль в биологическом выживании. Общая нейробиологическая оценка сознания объясняет интенциональность ссылкой на сознательные состояния. Например, природа цветового зрения естественно объясняется способностью различения цветов.

Особенность 3: Разница между центральным и периферическим вниманием.

Известен примечательный факт того, что в пределах моей сознательной сферы я обладаю возможностями перемещать в любой момент мое внимание по желанию с одного аспекта на другой. В самом деле, сейчас я могу не обращать своего внимания на то, что ботинки жмут мне ноги, а рубашка трет шею. Но я располагаю возможностью обратить свое внимание на эти вещи тогда, когда я захочу. Здесь можно привести примеры множества форм профессиональной деятельности, в основе которой используются способности внимания.

Особенность 4: Способность опыта человеческого сознания накладываться на настроении

Всегда существует возможность говорить о некоторой разновидности одного и того же сознательного состояния, выраженной в ответе на вопрос: "Как вы себя чувствуете"? Настроение не обязательно наделено именем. Прямо сейчас я могу и не быть особо восторженным или раздраженным, экстатическим или угнетенным, не обязательно вздорным. Но все равно я вынужден буду заметить изменение моего настроения если оно изменится драматически, если я получу, к примеру, некоторые необычайно хорошие или плохие новости. Настроение нельзя представлять полным аналогом эмоций, хотя настроение, в котором мы пребываем, и предрасполагает нас к определенного рода эмоциям.

Мы находимся, между прочим, довольно близки к реализации фармакологического управления настроением посредством такого препарата как Прозак, чем к управлению какой-нибудь другой внутренней функцией сознания.

Особенность 5: Все приходящие к нам сознательные состояния как вестники удовольствия/неудовольствия

Любой вседостаточный сознательный опыт всегда ответит и на вопрос о том, был ли он приятным, болезненным, неприятным, нейтральным и т.д. Свойство удовольствия/неудовольствия не равно настроению, хотя конечно некоторые виды настроения и приятнее других.

Особенность 6: Гештальт (целенаправленная) структура

Мозг наделен весьма примечательной способностью организации сильно упрощенных восприятийных символов в когерентные сознательные восприятийные формы. Я могу, например, узнавать лицо или автомобиль на основе довольно ограниченного числа стимулов. Наиболее известные примеры Гештальт структур можно найти в исследованиях Гештальт психологов.

Особенность 7: Осведомленность

Существует довольно много степеней смысла осведомленности, которые пронизывают наш сознательный опыт. Если, например, я вижу дом, никогда еще мною не виденный, все равно я его определяю как дом; он представляет собой знакомую мне форму и структуру. Художники-сюрреалисты пробуют ломать подобный смысл осведомленности и заурядности наших опытов, но даже в сюрреалистическом искусстве падающие часы все еще напоминают часы, и трехголовая собака все еще похожа на собаку.

Такой список можно продолжать, что я и сделал в других моих работах (Д. Сёрл, 1992). Главное сейчас ограничиться минимально возможным перечислением особенностей, которыми мы намерены объяснять нейробиологию сознания. Чтобы представить объясняющие причины, нам следует знать, какие же феномены нуждаются в объяснении. Перед тем, как проверить ряд современных исследований, мы должны обрести наиболее прочные и ясные основания.

VI. Традиционная проблема мыслимого и как ее обойти.

Упомянутая ранее мною путаница с субъективностью и объективностью составляет лишь вершину айсберга широко известной проблемы мыслимого (mind-body). Хотя я мог отстраненно думать, что наука больше бы выиграла, если бы она и вовсе проигнорировала эту проблему, факт состоит в том, что ученые в такой мере пали жертвами философской традиции, как вряд ли еще кто-либо, и множество ученых, подобно многим философам, все еще скованы идеями традиционных категорий тела и разума, духовного и физического, дуализма и материализма и т.д. Здесь не место детально рассматривать проблему мыслимого, но я должен сказать несколько слов об этом таким образом, чтобы дальнейшее обсуждение могло бы избежать той путаницы, которую порождает данная проблема.

Простейшую формулировку проблемы мыслимого отражает следующий вопрос: В чем точно выражается отношение сознания к мозгу? Сама подобная проблема позволяет выделить два аспекта - философский и научный. Мне бы хотелось предложить здесь вариант упрощенного решения философского аспекта проблемы. Это решение, я верю, совместимо со всем, что мы знаем о биологической жизни и вообще о том, как устроен мир. Оно в следующем: Сознание и другого рода умственные феномены обусловлены нейробиологическими процессами, происходящими в мозгу, и осуществляют и его и их те же самые структуры мозга. Одним словом, сознательный смысл обусловлен происходящим в мозгу процессом, и представляет собой наивысший уровень способности мозговой деятельности.

Философский аспект проблемы относительно прост, а вот научный - куда тяжелее. Как, в точности, мозговые процессы способны обусловить сознание, и как сознание в точности реализуется в мозге? Я как раз потому хочу добиться точности в философском аспекте, что никакая понимающая научная постановка вопроса невозможна, если не прояснена философская. Здесь стоит обратить внимание на две особенности философского решения. Первая в том, что сами отношения между устройством мозга и сознанием представляют собой одну из форм самой обусловленности. Происходящие в мозгу процессы сами могут вызывать опыты нашего сознания. Второе, эта возможность не ведет нас ни к какому дуализму потому, что обусловленность выражается в форме восходящего развития, и получаемый эффект представляет собой просто-напросто высший уровень способности самого мозга, а не какой-нибудь отдельной субстанции. Сознание невозможно уподобить жидкости, разбрызгиваемой наружу при помощи мозга. Сознательное состояние скорее всего представляет собой состояние, в котором и находится мозг. Так же как и вода может находиться в жидкой или твердой фазах без текучести или твердости, представляющих собой отдельные субстанции, так и сознание представляет собой то состояние, в котором находится мозг, лишенный сознания как вида отдельной субстанции.

Заметим, что я представляю здесь философское решение, не использующее никаких традиционных категорий "дуализма", "монизма" или "материализма", как и всего с ними связанного. Я совершенно искренне полагаю, что подобные категории должны уже выходить из употребления. Но если мы все же примем подобные категории как нарицательные, то с их помощью представим следующую картину: Мы откроем для себя возможность выбора между дуализмом и материализмом. В соответствии с точкой зрения дуализма, сознание и другие умственные феномены существуют в различных целостных онтологических областях из обычного природного мира физики, химии и биологии. В соответствии же с материалистической точкой зрения сознание таким, каким я его описываю, не существует. Ни дуализм, ни материализм с их традиционной методологией не позволяют нам ответить на наш вопрос. Дуализм утверждает, что в мире существуют два сорта феноменов, духовное и физическое; материализм же сводит все к физическому. Итог дуализма состоит в невозможном раздвоении действительности на две отдельные категории, и именно оно не позволяет объяснять отношение умственного к физическому. Итог материализма состоит в отрицании существования любого нередуцируемого субъективного качественного состояния чувствительности или понимания. Вкратце, дуализм превращает проблему в нерешаемую; материализм отрицает существование всякого изучаемого здесь феномена, и, следовательно, не допускает постановки такой проблемы.

Согласно же моей точке зрения, нам лучше не пользоваться таким категориальным аппаратом. Наше знание природы достаточно велико, чтобы признавать сознание биологическим феноменом, обусловленным протекающими в мозгу процессами и реализованным в структуре мозга. Сознание не редуцируется не по причине своей неопределенности или таинственности, но потому, что оно наделено исходно-персональной онтологией, и потому не может быть сведено к феноменам из области третично-персональной онтологии. Традиционная ошибка, допущенная человеком как в науке, так и в философии состояла в том, что если отклонялся дуализм, что, как я полагаю, мы должны сделать, то немедленно вступала в действие другая возможность - материализм. Но согласно выдвинутой мною точке зрения, материализм столь же непоследователен, как и дуализм, потому что он, во-первых, отрицает существование онтологически субъективного сознания. Чтобы как-то обозначить занятую мною позицию, не согласную с точкой зрения ни дуализма, ни материализма, я назову ее именем биологического натурализма.

VII. Каким образом мы столкнулись с подобной путаницей. Историческое отступление

Довольно долго я допускал, что ученые будут чувствовать себя гораздо лучше не зная истории проблемы мыслимого, но теперь я полагаю, что незнание истории ведет лишь в ловушку исторически пройденных категорий. Я это обнаружил, когда обсуждал с оппонентами проблему искусственного интеллекта, и нашел что многие из них разделяли заблуждение Декарта, философа, с которым они и вовсе были незнакомы.

Что же нам теперь думать, раз естествознание действительно не началось со времени Древней Эллады. Греки обладали почти всем, и в особенности они сформулировали превосходный принцип "теории". Изобретение принципа теории - систематического набора логически связанных положений, которыми объясняется феномен некоторой среды - возможно было величайшим отдельным достижением греческой цивилизации. Однако, у них еще не существовало упорядоченной практики систематического наблюдения и эксперимента. Последняя появляется лишь вслед за Ренессансом, главным образом в 17 столетии. Когда вы совмещаете систематический эксперимент и проверяемость теоретического положения, вы используете возможности науки такими, какими вы их мыслите в настоящее время. Так мы не должны забывать об одной особенности семнадцатого столетия, той, что все еще преграждает наш путь. Таким было то, что в семнадцатом столетии происходил серьезный спор между наукой и религией, и, как казалось, наука несла в себе угрозу религии. Часть этой угрозы, которую наука несла ортодоксальному христианству смогли снять Декарт и Галилей. Декарт, в частности, установил что действительность поделена на два рода, духовное и физическое, res cogitans и res extensa. Декарт произвел весьма полезный раздел сфер: религия занималась сферой духа, когда наука - материальной действительности. Но это же и привело к ошибочной концепции о том, что науке следует иметь дело только с одними объективными третично-персональными феноменами, она не могла работать с нашими внутренними качественными субъективными опытами, которые и образуют жизнь нашего сознания. Это было совершенно безопасным для 17 столетия решением, поскольку образовывало дистанцию между авторитетом церкви и стоящими к ней спиной учеными. (Но это был лишь частичный успех. Декарт, после всего этого, вынужден был покинуть Париж и переехать на жительство в Голландию, отличавшуюся большей терпимостью, и Галилей вынужден был произнести знаменитое отречение от своей гелиоцентрической теории.) Однако вся эта история подбросила нам традицию и тенденцию не представлять сознание в качестве одного из предметов естествознания, лишенным принадлежности к порядку, который помогает нам понимать такие вещи как заболевание, усвоение и тектоническое плато предметами нашего исследования. Я бы дал совет поторопиться преодолеть сопротивление, и чтобы это сделать, нужно преодолеть и историческую традицию, для которой было совершенно естественно избегать проблемы сознания в научных исследованиях в целом.




Описание Вплоть до последних пор большинство нейробиологов не рассматривали сознание в качестве соответствующего предмета исследования. Их нежелание основывалось на определенной философской ошибке, главным образом на ошибке противопоставления, согласно которой субъективный характер самого сознания оставлял его вне пределов досягаемости объективной науки. Но однажды удалось увидеть, что сознание представляет собой чисто биологический феномен, подобный ряду других жизненных функций, следовательно он может быть исследован и нейробиологическими средствами.
Рейтинг
0/5 на основе 0 голосов. Медианный рейтинг 0.
Теги
Просмотры 5147 просмотров. В среднем 5147 просмотров в день.
Близкие статьи
Похожие статьи